Рав Шмуэль Вигода (Иерусалим)

МЕЖДУ ЛИТВОЙ И АФИНАМИ

Эммануэль Левинас — философ и педагог

Однажды, осматривая готический собор в Страсбурге, Эммануэль Левинас увидел две статуи у стены. Одна изображала величественную женщину, с гордой уверенностью взиравшую в будущее  — то была аллегория Церкви. Другая, с опущенной головой и потупленным взором, будто стыдящаяся себя, олицетворяла лишенную будущего Синагогу. Аллегория произвела огромное впечатление на еврейского юношу. Много лет спустя Левинас писал: "Евреи на западе не видят своих сокровищ. Они не способны устоять перед собственным богатством, и потому так низко опущены их головы"¹.

Философ

В 1923 году Левинасу исполнилось 17 лет. В этом году он покинул Ковно и отправился учиться в Страсбург. Пять студенческих лет в красивом городе, которому спустя полвека суждено было стать столицей объединенной Европы, были посвящены академическим занятиям, в центре которых стояла философия. Левинас относил себя к феноменологической школе. Однако феноменология служила ему скорее методом, нежели строгой философской системой. Хотя он был учеником основоположника современной философской феноменологии Эдмунда Гуссерля и в определенной мере Мартина Хайдеггера, феноменология оставалась для него лишь стилем мышления, определявшим характер исследований.

Многие исследователи указывают, что Левинас отбросил вопросы бытия во имя "других", иными словами, отказался от онтологии ради продвижения в этике. Мне такое объяснение кажется неполным. В своей философии Левинас действительно стремился преодолеть примат онтологии и теории познания. Однако он никогда намеренно не отказывался от онтологии. Просто тем "чудом", которое удивляет и поражает философа, побуждая его к попытке привести свои мысли в систему, у Левинаса служит не бытие, а другие. Не обнаружение своего существования, а встреча с другими  — вот что удивительно для Левинаса-философа. Неисчерпаемость этой встречи равна для него глубине мира. Ведь даже когда она явлена взору, это не значит, что другой достигнут. Встреча никогда не бывает свершившейся до конца, и потому ее глубина бесконечна. Вопрос взаимоотношений человека с другими не переставал занимать Левинаса всю жизнь². Однако было бы неправильно утверждать, что Левинас вообще забросил онтологию ради этики: нет, усилие его мысли было направлено на замену онтологии этикой. Этика у него образует фундамент метафизики. В центре философии Левинаса стоит отношение к другим людям и бесконечная ответственность каждого человека за всех.

Талмудист

Вопреки собственным опровержениям, Эммануэль Левинас оставался еврейским мыслителем и постоянно подчеркивал значение Талмуда. На Талмуде, по мнению философа, зиждилось еврейское самосознание. Среди выдающихся еврейских мыслителей последних поколений были такие, кто черпал вдохновение из письменной Торы, считая Писание источником еврейской мысли. Кто-то достиг успеха в галахических построениях, другие, находясь под влиянием каббалы, создавали философские системы, пронизанные мистикой. Среди этих мыслителей Левинас выделяется своей попыткой перекинуть мост между Литвой и Афинами, между столицей талмудистов³ и столицей философов.

Левинас родился и вырос в Литве, там же, по всей вероятности, находилась родина его наставника в Талмуде Шошани. Литва символизировала в глазах философа непрекращающееся единоборство рационалистического разума с текстом, поединок талмудиста с Талмудом. Вместе с тем было бы неверно решить, что при всем своем увлечении Талмудом Левинас пренебрегал Писанием. То, что на протяжении тридцати с лишним лет он каждую субботу давал урок, посвященный комментариям Раши на недельный раздел, никак не свидетельствует об этом. Однако в восприятии Левинаса, как он сам не уставал подчеркивать, письменная Тора неразрывно связана с устной. Философ воспринимал свет Писания, отраженный в зеркале Талмуда.

Талмуд  — не "ортодоксальная" книга, в ней не найдешь догмы. Изучение Талмуда  — это вечная борьба и поиск нового. Обновление истины, раскрывающейся в Талмуде, происходит благодаря индивидуальному человеческому подходу. Талмуд ожидает от человека его собственного уникального вклада, требует новизны постижения, ибо сказано: "Нет учения без обновления"⁴.

В благословение перед главной еврейской молитвой, "Шма Исраэль", с чтения которой, как книга с заглавия, начинается день, включена просьба, обращенная к Всевышнему:

Вложи в сердца наши знание и понимание, способность услышать и уяснить, научить и сохранить, исполнить и воплотить.

С одной стороны, мы испрашиваем благословение Всевышнего, дабы усвоить то, чему нас учат другие ("услышать и уяснить"). С другой стороны, от нас требуется "научить и сохранить", т. е. передать другим способность их собственного, индивидуального восприятия и понимания каждого текста, любой темы. И последнее не менее важно, чем первое, ибо лишь так можно быть уверенным, что усвоенные от учителя знания не осядут в сознании ученика мертвым балластом, не устареют по мере его духовного созревания, а послужат фундаментом для строительства собственного "дома учения" в сердце каждого человека,  — даже если стены этого дома будут возведены из совсем другого материала...

На противоположном полюсе от "явного учения", изложенного в Талмуде, прячется от взглядов непосвященных "тайное учение", каббала. Как педагог, Левинас весьма настороженно относился к мистике, ибо достаточно малейшей недобросовестности, чтобы подменить "тайное учение" туманными эзотерическими спекуляциями, наносящими непоправимый ущерб юной душе. Еврейская мистика представлялась Левинасу опасным зельем. Слишком много неточностей и неясностей таит она в себе. Бросившись в неокрепшую голову, это зелье вызывает экзальтацию, а необузданные экстатические порывы обычно заканчиваются плачевно. С точки зрения философа, мистика пытается сказать нечто о Боге, претендуя, ни много ни мало, на понимание того, что Левинас называл "Божественной психологией"! Все это заставляло Левинаса-педагога проявлять в отношении каббалы величайшую осторожность, которая, впрочем, не мешала философу испытывать уважение к выдающимся каббалистам прошлого и поддерживать отношения с крупнейшим современным специалистом в области еврейской мистики Гершомом Шолемом.

Эммануэль Левинас всю жизнь оставался человеком галахи. Соблюдение заповедей являлось для мыслителя нормой человеческого поведения, хотя галаха лежала вне сферы его профессиональных исследований.

Как уже говорилось, Левинас концентрировал творческие усилия на Талмуде. Эту книгу он всю жизнь стремился "перевести" на язык Афин  — ясный, логичный и исчерпывающий язык философии. Левинас не уставал восхищаться древнегреческим языком, восхваляя его вклад в сокровищницу человеческой культуры и европейской философии со времен досократиков и по сей день. Язык греческой философии лег в основу современного научного мышления. Признавая это, Левинас хотел передать на этом языке содержание еврейской традиции  — так, чтобы ее смысл стал понятен каждому мыслящему европейцу, даже если тот не знаком с фундаментальными идеями, понятиями и ценностями еврейской цивилизации, либо они чужды ему.

Восхищение Левинаса перед Афинами не означало преклонения. Он понимал, что Афинам есть чему поучиться у литовского Иерусалима, приютившего изгнанников. Он не боялся сопоставления талмудической содержательности с философской достоверностью.

Педагог

Свыше тридцати лет своей жизни Эммануэль Левинас посвятил педагогической практике. Он возглавлял еврейский педагогический колледж и среднюю школу-интернат. Лауреат Нобелевской премии мира Рене Кассен, возглавлявший после Второй мировой войны французский Альянс⁵, обратился к Левинасу с просьбой возглавить школу этой организации в Париже. Так Эммануэль Левинас, родившийся в Литве, стал директором знаменитой Йcole Israйlite Normale Orientale. На базе этой школы существовал педагогический колледж, готовивший учителей для школ Альянса. Тридцать лет Левинас совмещал обязанности директора с преподаванием еврейских и общеобразовательных предметов.

При всем том было бы ошибкой назвать Эммануэля Левинаса теоретиком педагогической науки. Он был мыслителем и воспитателем, но никак не философом образования в узком смысле. Поэтому педагогические идеи Левинаса невозможно рассматривать в отрыве от его философии в целом.

Педагогическая концепция Левинаса развивалась одновременно в двух руслах. Одно включает статьи, непосредственно касающиеся педагогики (большинство из них затрагивает проблемы еврейского образования в мире после Второй мировой войны). Среди них выделяются несколько статей, в которых Эммануэль Левинас размышляет о судьбе еврейского образования в послевоенной Европе. Его будущее внушало мыслителю тревогу. Эти статьи были написаны главным образом в пятидесятые-шестидесятые годы.

При всей ценности подобных статей, больший интерес для исследователя представляют другие  — те, в которых Левинас лишь косвенно затрагивает педагогическую проблематику. Эти статьи занимаются комплексом философских проблем универсального и специфически еврейского характера, интересовавших Левинаса. Педагогические идеи рассыпаны в них повсюду, и среди них немало относится к еврейскому образованию.

Сокращенный перевод с иврита Арье Ротмана.

Продолжение следует

¹ Emmanuel Levinas. Difficile Liberte. Paris, 1976. Р. 321.

² Левинас не единственный европейский мыслитель, постоянно подчеркивавший центральное место темы "других" или "другого" в своей философии. Пожалуй, правы исследователи, считающие, что особое внимание к этой теме вообще отличает современную философию от тенденций предшествовавшего периода. М. Тойниссен посвятил целую книгу теме "других" в философии Гуссерля, Сартра, Хайдеггера и Бубера, представляющих главные направления современной континентальной философии. (Michael Theunissen. The Other. Studies in the Social Ontology of Husserl, Heidegger, Sartre and Buber. Cambridge (Massachussets) and London, 1986. P. X-1.) В предисловии к этой книге он пишет: "...не вызывает сомнений, что и прежде философы задумывались над проблемой других. Ей даже было отведено центральное место в этике и антропологии, в юридической и политической философии. Однако никогда прежде эта тема не проникала так глубоко в самые основы философского мышления, как это происходит сегодня. Это больше не одна из тем, которой, в ряду прочих, занимается определенная философская дисциплина. Ныне вопрос других — один из главных философских вопросов, который невозможно отделить от важнейших проблем, поставленных современными философами".
Даже если мы примем в расчет эти слова Тойниссена, мы все же сможем указать на различия между "современными философами", о которых он говорит, и Эммануэлем Левинасом. Проблема "других" действительно занимает центральное место в философии виднейших мыслителей континентальной Европы. Однако нельзя утверждать, что она лежит в основе континентального философствования как такового. Иными словами, вполне возможно философствование, основанное на классических предпосылках, в котором вопрос "других" окажется лишь одним из вопросов, либо даже вообще будет выпущен из поля зрения. У Левинаса подобная возможность исключена, ибо его философия всецело основана на проблеме "других". "Первоначальное удивление" возникает у Левинаса из различения лиц "других", и именно оно побуждает человека на поиски смысла. Эти поиски в конечном итоге приводят к осознанию своей ответственности за "других". Ничего подобного мы не найдем даже у Мартина Бубера, который, несомненно, придавал очень большое значение проблеме "других". Однако фундаментальным основанием всей философии эта проблема служила только у Левинаса.

³ Евреи называли Вильно "литовским Иерусалимом".

⁴ Вавилонский Талмуд, трактат Хагига, 3.

⁵ Всемирный Еврейский Альянс — первая международная еврейская организация — был создан в 1860 г. в Париже для оказания помощи жертвам преследований и кровавых наветов. Впоследствии прилагал большие усилия для развития еврейского образования в сефардских общинах Средиземноморья. В 1968 г. в десятках школ Альянса обучалось свыше двадцати тысяч детей.