Сюжет этой истории сочинен рабби Нахманом, хотя он и использует распространенные сказочные мотивы. Однако они органично вплетены в повествование и сливаются с ним. Сюжетная ткань наделена внутренним единством, центральная тема непрерывно развивается от начала до самого конца истории. Эта тема — мессианское Избавление и мессианство как таковое, а также трудности, которые встречает Избавитель Израиля. В историю вправлены автобиографические детали, как, например, представление главного героя "юношей". В центре повествования стоит внутренняя связь народа Израиля, Кнессет Исраэль (которая в сущности тождественна Шехине), и первого и последнего Избавителя. За занимательной фабулой сказочной истории таится отважная попытка объяснить сущность мессианства и даже лжемессианства, пустых грез об Избавлении во всех поколениях.
Образы купца и бедняка, с одной стороны, навеяны реальными историческими типами, а с другой — это важные элементы единой символики повествования. Купец — целостная, совершенная личность. Его богатство более внутреннее, нежели внешнее, оно в первую очередь духовное. В то же время бедняк беден во всех отношениях — скуден разумом и нищ духом, и его внезапное возвышение ничего не изменяет. Два персонажа символизируют два типа людей: возвышенные, одухотворенные натуры и простой люд.
Жена бедняка символизирует положительные качества простонародья: скромность, теплоту, верность моральным ценностям. Опасение купца, что его духовное богатство будет отнято у него и заменено нищетой бедняка, бросается в глаза не только при первом чтении рассказа. При внимательном анализе смысл этого опасения углубляется. Один из цадиков сказал, что в некоторых поколениях простые люди становятся выше аристократов духа во всех отношениях — материальном и духовном, тогда как те, напротив, опускаются на самое дно, и это также касается всех аспектов существования.
Жена бедняка, символ народа Израиля в его изначальности, похищена чужеземным генералом, уведена в Первое изгнание — египетское. Купец, человек редкого великодушия, подобен Моше, который чувствует, что обязан освободить народ из рабства. На первый взгляд это предприятие представлялось неисполнимым. И тем не менее, исход из Египта совершился благодаря великой отваге, граничившей с безрассудством, — встать и уйти, а там будь что будет. Мудрецы Израиля говорили, что еврейский народ удостоился избавления не за собственные заслуги, ибо в духовном отношении пал столь низко, что едва ли заслуживал освобождения. Эту тему рабби Нахман открыто трактует в "Ликутей Могоран". Освобождение таит в себе не только физические, но и духовные опасности, из которых главная — соблазн вернуться в Египет, к "горшкам с мясом". Поэтому Исход совершается не кратчайшим путем, а в несколько стадий, соответствующих тайным убежищам. Семь таких убежищ символизируют семь нижних Сфирот. Изобилие воды в каждом из них говорит о ступени эманации. В повествовании об Исходе сыны Израиля также проходят через семь источников вод18. И с каждым связаны события, обновляющие Завет Избавителя с избавленными и клятву верности19, связывающую их с момента Исхода. Ибо именно память о событиях Исхода, о трудах, испытаниях и бедах, сопровождавших его, образует вечную связь между Израилем и его Избавителем, служит архетипом для всех последующих избавлений, во все времена.
Дочь, родившаяся у бедной четы, как и ее мать символизирует Кнессет Исраэль (Шехину); однако если мать — это Кнессет Исраэль в простоте и бедности, это лишения еврейского народа во всех поколениях, то дочь — "Тиферет Исраэль", краса и гордость Израиля. Она олицетворяет красоту и совершенство Шехины, которую называют "дочь Сиона" и "дочь Иерусалима", а сын первого избавителя20 — это и есть Мессия, последний избавитель21. Кнессет Исраэль больше не жена бедняка, сама презираемая нищенка. В ней воплотилась вся красота мира, она приносит сказочную удачу, и все народы вожделеют к ней. "Израиль истинный" становится влекущим символом не только для его сынов, но для всех людей. Все народы жаждут приобщиться к откровению Шехины, ибо в конечном итоге не только Израиль, а весь мир питается из этого источника, и люди чувствуют, что именно из него они черпают жизненность. Ведь Шехина, в сущности, олицетворяет красоту и преуспеяние всего мира, именно потому все тянутся и вожделеют к ней.
Однако этой драгоценностью обладает не купец, а бедняк. Не одухотворенного праведника возвышает она, а ведет простолюдина к вершинам успеха. Удача сопутствует ему благодаря сверхчеловеческой22 прелести его дочери, воплощению Шехины и Кнессет Исраэль в ее красе и славе. В то же время дела купца приходят в упадок и он скатывается все ниже, ибо с ним не делятся ни преуспеянием, ни красотой. И юноша, его сын, истинный Мессия, оказывается не ко двору, ибо достигнув вершин процветания благодаря красоте своей дочери, ее отец, сказочно разбогатевший, но духовно оставшийся нищим, уже не желает Избавления. Что ему до связи между Кнессет Исраэль и Мессией, когда он властвует над миром и вполне доволен материальными приобретениями. Однако жена Императора — народ Израиля в его простоте и верности — не забыла первого избавителя и помнит обещание, данное избавителю последнему. И она заставляет свою дочь поклясться, что та навсегда сохранит верность истинному избавителю, чаемому Мессии, и не свяжет себя никакими иными обещаниями и обязательствами. И тогда Кнессет Исраэль вручает Мессии знак, по которому она сможет его узнать: память о первом Избавлении. Ибо окончательное Избавление — лишь иная грань первоначального. Мессия хранит свидетельство, написанное рукой его избранницы — Шехины, она же Кнессет Исраэль. Лишь ему известна ее тайна и ведом путь к освобождению. Избавление, врученное в руки Мессии, и буря, который забрасывает его далеко от населенных мест, в измененной форме хорошо известны из многих источников. Эти источники описывают похищение родившегося Мессии, которого подхватывает налетевший ураган и уносит прочь от людей. И с той поры он ожидает в своем убежище, в Эдеме, часа благоволения.
Сватовство влюбленных в принцессу царей иносказательно повествует о множестве попыток узреть Шехину, предпринятых величайшими праведниками и мыслителями разных поколений. Каждому дозволено спеть перед нею песнь своей любви. Однако Шехина не является им, ибо для недостойного лицезрение ее смертоносно. Вспомним известный талмудический рассказ23 о "Четырех, что вошли в Пардес24", чтобы увидеть лик Шехины. Один из четырех мудрецов "взглянул и помешался", другой "взглянул и погиб". Лишь единственный мудрец вышел с миром, узрев лик Шехины.
Итак, многие пытаются заполучить в жены удивительную красавицу, стремятся связать себя с Шехиной в этом ее проявлении. Однако Кнессет Исраэль дожидается того, кому предназначена, и потому претенденты на ее руку не допускаются близко к ней даже после того, как им позволено предстать перед ее очами. Ибо б-жественная красота может оказаться губительной для них. В Талмуде недаром рассказывается, что лишь немногие избранные способны вынести малейшее лицезрение Шехины, не говоря о полном ее раскрытии. Те, кто пытается увидеть ее, умирают или лишаются рассудка. Однако даже избранные из избранных, те, кто достоин лицезрения, не могут встать рядом с Мессией, ибо не достигают высоты истинного Избавителя.
Сын купца — Мессия — обитает в своем Эдеме, который он так никогда бы и не покинул, если бы сохранил уверенность, что в любое время может отыскать свою суженую, дочь царя. Однако ему запрещено вечно оставаться в раю. Время от времени он должен пробуждаться и пробуждать любовь. И потому вновь является вихрь (ветры, бури, ураганы — символ зла, об этом смотри, например, "Ликутей Могоран", 8) и валит деревья райского сада, лишая купеческого сына послания принцессы — главного свидетельства, по которому Кнессет Исраэль узнает своего Мессию. Тогда он отправляется в мир, чтобы попытаться освободить ее, не имея знаков. И тут мы видим, как в разных поколениях появляются лжемессии, в руках которых подлинные свидетельства. Ибо истинный Избавитель безвестен и одинок, у него, как ему кажется, нет ни малейшего шанса добиться встречи со своей нареченной. И тогда, в отчаянии, он раскрывает часть своих тайн нескольким царям — одному за другим. Но те, вместо того, чтобы помочь ему, используют услышанное в корыстных целях — сами отправляются к принцессе. Каждый пытается уверить ее, что он ее суженый, стремясь снискать себе корону Мессии. Один за другим перед дочерью царя — Кнессет Исраэль — предстают женихи-обманщики, лжемессии, каждый из которых предъявляет знамения и знаки, принадлежащие истинному Мессии. И поначалу эти знаки помогают самозванцу снискать доверие даже у величайших мудрецов Израиля, как то удалось, например, Бар Кохбе.
Каждому из лжемессий, возможно, довелось пережить момент истинного откровения, когда он был призван к служению в качестве оруженосца грядущего Мессии; и потому каждый предъявляет более убедительные знаки, чем его предшественник. Однако теперь наученный горьким опытом Израиль как огня боится самозванцев, ибо в прошлом они не раз навлекали на народ страшные беды. Страх и разочарование настолько велики, что оборачиваются неготовностью принять истинного Избавителя, даже когда налицо все свидетельства и признаки. От сына купца требуют сверхъестественного доказательства: письма, написанного собственной рукой царской дочери. Того самого, которое он потерял... По мнению рабби Нахмана, один-единственный раз в истории истинный Мессия действительно явился, но от него потребовали доказательств, которые он не мог предъявить. Кто именно в ряду исторических личностей, претендовавших на это звание, действительно был Мессией — эту загадку рабби Нахман оставил без разгадки...
Как нам еще предстоит увидеть, усилий одного Мессии недостаточно, чтобы привести Избавление. Дочь Царя, Шехина, ожидающая освобождения, должна выйти навстречу Мессии, чтобы стать достойной его. Она должна найти своего Избавителя, и муки изгнания — цена, которую ей приходится за это заплатить.
Дочь, как и ее мать, не довольствуется одними воспоминаниями о перенесенных ради нее страданиях. Она готова сама подвергнутся преследованиям и бедствиям изгнания, хотя смысл и цель ее галута иные.
В разбойнике, похищающем дочь царицы, воплотились все силы зла. В оригинале истории разбойник назван словом "убийца", и в этом его суть. Он сеет смерть, он и есть сама смерть, как сказано в Талмуде: "Он Противоречащий (Сатан), он Злое начало, он — сама смерть". Сам злобный убийца не вожделеет к красавице, ибо он — бессильный скопец — таково каббалистическое определение. Согласно воззрениям Каббалы, зло лишено самостоятельного творческого начала, оно не способно к настоящему рождению и созиданию. Об этом сказано в книге "Зогар": "Ситра охра25 — евнух, не способный к порождению". Убийца похищает царскую дочь не из вожделения к ней и тем более не из любви, а с целью наживы, чтобы "продать" ее, т. е. воспользоваться чужой жизненностью для своего паразитического существования. Способ, которым злу удается соблазнить и похитить царскую дочь, весьма характерен и выдает его сущность: владея сокровищами — золотом и серебром, — зло умеет изготовлять из них искусные подобия жизни. Это изощренное умение как бы компенсирует собственную безжизненность зла. Силы зла недаром маскируются под богатого "торговца"26, ибо всякое зло основано на сделке: Сатан предлагает человеку вожделенный предмет, а взамен требует душу. Привлекательность, которую зло придает своему товару, столь велика, что даже царская дочь не в силах устоять перед соблазном. Она попадает в ловушку убийцы не сразу, а шаг за шагом. Зло проводит человека, которого запутывает в свои тенета, через несколько стадий. Все начинается с пустяка, на который едва ли стоит обращать внимание. Однако от раза к разу предмет вожделения делается привлекательней, влечение к нему усиливается — пока вера в искусные подделки не побеждает. И тогда зло ставит перед человеком последний соблазн: там, в запредельности зла, по ту его сторону, находится невиданное чудо. Однако чтобы достичь его, надо погрузиться в пучину зла, пережить его сокровенную сущность. И когда жертва соблазна, решившись на это, доходит до внутренних пределов зла, то обнаруживает — увы, как правило слишком поздно, — что там нет ничего, кроме ужаса абсолютной пустоты. Ибо в своей последней инстанции зло — всего лишь полная опустошенность, и ничего более. И тогда наступает время изгнания, галут. С царской дочери совлекают блестящие одеяния и швыряют взамен убогие лохмотья27. Она лишается внешних атрибутов своей высоты и величия, жалкое вретище — символ ее падения. Не довольствуясь этим, злодей совершает подмену: переодевает в наряд царской дочери одного из своих матросов28. Бессмысленная фикция становится на место святости и откровения. Ибо таковы приемы зла: похищая истину, оно гримируется под нее, искусно скрывая свою пустоту. Эту задачу злу облегчает таинственность, которой окутана царская дочь: ведь ее лицо скрыто, немногие могут приблизиться к ней, она открывается лишь достойным. Именно благодаря скрытности и недоступности принцессы простому матросу удается некоторое время носить ее одеяния, хотя он совершенно не понимает происходящего с ним и вокруг него. Зло окутывает покрывалом таинственности пустоту, прикрытую чужим именем, создает шедевры фальсификации — многозначительные культы, до содержания, вернее, бессодержательности которых нелегко докопаться. По подобию Шехины, зло скрывается за завесой, но прячет за ней не прекрасное лицо откровения и истины, а мертвый оскал пустоты. Матрос —невольный участник этой истории. Его единственное назначение — занимать чужое место, которое само зло не способно занять в силу своей абсолютной бессодержательности. Поэтому, когда обман раскрывается, двойника, по сути дела, не за что наказывать: ведь он сам был игрушкой в руках зла. Надавав пощечин, его с позором изгоняют.
Оказавшись в руках убийцы, царская дочь вынуждена скитаться вместе с ним, подвергаясь лишениям и претерпевая муки. Похититель не дорожит своей жизнью, и она действительно ничего не стоит: это и не жизнь вовсе, а призрак, ибо свою энергию, жизненные силы зло высасывает из добра. Странствия похищенной дочери сродни скитаниям ее матери в пору бегства из плена29. Сходство усугубляется тем, что, подобно избавителю матери, убийца не посягает на целомудрие дочери. Однако отражение перевернуто, суть событий полярно противоположна: в первом случае — избавление, подъем и духовное возвышение, во втором — падение и плен. Для того, чтобы Кнессет Исраэль — Шехина — была избавлена, недостаточно знания о первом изгнании. Шехина сама должна пережить галут, чтобы заслужить Избавление, грядущее следом. И потому в конечном итоге ее падение совершается ради будущего подъема. У этого падения есть еще один важный аспект: извлечение из бездны искр святости. Это происходит, когда похититель со своей жертвой попадают в пустыню — место его погибели. Пустыня — аллегория "пустыни народов", именно там занимается заря Избавления30. Ибо подобно тому, как матрос был облачен в царские одежды, принцесса носит его наряд — одеяние низости. Однако падение не бесконечно: достигнув самого дна, царская дочь останавливается, и тогда зло утрачивает над ней власть31. Не удивительно, что, упустив жертву, похититель погибает, ибо он лишается возможности паразитировать на ней. Хищники набрасываются на него, и он исчезает из мира.
Тем временем в положении царской дочери произошли перемены. В этой истории они более разительны, чем в предыдущей, и затрагивают даже пол: принцесса сменяет женскую одежду на мужскую. Женское начало пассивно, выжидательно; ныне же пришла пора активных действий — таков смысл переодевания. Чтобы привести Избавление, необходимо действовать самой, и ради этого царская дочь облачается в мужской наряд.
Скитания приводят принцессу в оазис, где в своем уединенном Эдеме обитает Мессия. Однако их встреча не означает развязки, ибо они не узнают друг друга, каждый не убежден в достоверности другого. Царская дочь не до конца уверена, что перед ней ее избранник, а Мессия не узнает в измененном обличье ту, к которой стремилось его сердце.
Император, обобщенный тип невежественного выходца из низов, достигшего процветания благодаря чужим заслугам, по-прежнему пребывает в уверенности, что его собственные таланты снискали ему богатство и власть. По этой причине он противодействует Геуле. Однако, лишившись поддержки жены и дочери, которым он был обязан всем, император быстро катится вниз. Как всякий человек, вынужденный бороться за свое положение, он винит в собственных неудачах других. В конце концов низвергнутый император также вынужден отправиться в изгнание, а на престол восходит его супруга, в которой воплощены лучшие черты простого народа. Она готова принять Мессию, когда тот явится. Таким образом, "снизу" почва для его прихода созрела. Однако для того, чтобы Избавление свершилось, необходимо более прочное сцепление обстоятельств. Развенчанный император также должен оказаться в оазисе посреди пустыни, в тайном убежище — по существу, за пределами этого мира. Важно, чтобы он изменился.
Мессия кажется отчаявшимся. Создается впечатление, что он не жаждет Избавления, отказался от надежды спасти мир. Он довольствуется созерцанием высших миров, где дерево драгоценных пород идет на дрова. Там его истинная жизнь. Своих спутников Мессия склоняет последовать его примеру и отказаться от реального мира, откуда они явились, ради туманного мира грез, в котором, правда, нет Избавления, но изгнание тоже не чувствуется.
Однако и в своем духовном убежище Мессия не может избежать подобающей ему роли лидера. Он узнает отца своей суженой и примиряется с ним. Хотя у бывшего императора, вновь впавшего в нищету, уже нет сил помешать приходу Мессии, все же за ним сохраняется удел в Избавлении, ибо он остается отцом своей дочери. Кажется, что Мессия отчаялся в собственном приходе. Однако он до сих пор не оставил попыток найти пропавшее письмо царской дочери. Надежда почти угасла в его сердце, и тем не менее он все еще ищет письмо. Но тщетно — как видно, ему не суждено найти его. В конце концов, письмо находит та, чья рука его написала, — царская дочь. Она не довольствуется страдательной ролью пленницы, ожидающей избавления, а активно способствует ему. Свидетельство, найденное ею, важно и для нее самой, и для Избавителя, который разуверился в своей миссии и не видит возможности освободить Шехину, похищенную силами зла, — как ему кажется, похищенную безвозвратно. Царская дочь понимает, что нельзя сидеть сложа руки, надеясь на обещанный приход Мессии, о котором написано в книгах. Избавление не придет, если ничего не предпринимать ради него. Избавитель давным-давно ожидает, когда те, кого он должен освободить, выйдут ему навстречу. На их плечи ложится главная часть труда по спасению мира и их собственному спасению. Таково условие прихода Мессии. Таков его призыв — к миру и еврейскому народу — не ждать, что Мессия явится извне, ибо главные предпосылки Избавления должны созреть изнутри. Царской дочери приходится самой пройти через горнило изгнания, чтобы отыскать убежище Мессии и доказать ему, что он способен исполнить свое предназначение, что он — истинный Избавитель.
Все готово для прихода Мессии, который призван лишь помочь людям в их усилиях. Его личность, как и его торжество, уже не настолько важны. Три фактора, необходимые для прихода Избавления, наконец соединились, и трое изгнанников могут вернуться в мир: император, чья низость в прошлом не лишила его доли в Геуле, его дочь и истинный Избавитель, Мессия.
Царской дочери принадлежит не только самая активная роль в усилиях привести Мессию. Она также служит своего рода предтечей, предвещающим его приход. Лишь после того, как весть ее принята людьми, им открывается, кто был вестником. После этого вестник исполняет свою первую миссию: водворяет мир в царствующем доме. Царствующий дом олицетворяет все человечество. Как сказано у пророка: "Вот я посылаю вам Илью пророка перед наступлением дня Г-сподня, великого и страшного. И возвратит он сердце отцов сыновьям, и сердце сыновей к отцам их, дабы не пришел Я и не поразил землю истреблением"32. Вслед за установлением всеобщего мира наступает завершающая стадия Избавления: царская дочь раскрывает свое инкогнито и сочетается с Мессией.
Старый император, олицетворяющий противников Геулы из числа невежд, из простонародья, не осужден на вечное изгнание. Однако прежнее величие отнято у него навсегда. Отныне он займет подобающее ему второстепенное место. В то же время первый Избавитель навеки сохранит свое высокое положение, ибо он и последний Избавитель в каком-то смысле тождественны. А в трактате Сангедрин сказано, что Мессия и Давид будут царствовать вместе.
Перевод с иврита А. Ротмана
