Ривка Элицур

Поутру Шломит вышла на улицу в белых гимнастических тапочках¹.

Но она вовсе не шла на урок гимнастики, нет-нет!

Этот день не был обычным днем. Это был Йом-Кипур.

Шломит казалось, что улица, по которой она идет, - чужая, совсем незнакомая: вокруг было непривычно тихо. Солнце золотило дома и деревья, автомашины отдыхали вдоль тротуаров, прохожие шли быстро и молча - они торопились в синагоги.

Даже птичьего пения не было слышно. "Куда подевались все птицы? - подумала Шломит. - Может быть, они все улетели к Стене Плача?"

В руке Шломит был махзор² на Йом-Кипур - новая, красивая книга. Шломит тоже торопилась в синагогу. Сегодня она первый раз в жизни сядет в синагоге рядом с мамой на свое собственное место. На листке бумаги, приклеенном к спинке стула, написано ее имя:

ШЛОМИТ ОРЕН

Мама сказала папе: "Наша Шломит уже умеет читать махзор, и нужно приобрести для нее отдельное место в синагоге!" И папа так и поступил.

Шломит радуется и тому, что у нее есть новый, красивый махзор, и тому, что будет сидеть теперь рядом с мамой на своем собственном месте совсем как большая.

От радости Шломит приплясывает на ходу. И вдруг она останавливается. Из-за угла ей навстречу выходит ее подруга Рахель. Одной рукой она прижимает к себе младенца, своего маленького братика, а младшая сестричка Рахели, которой только два года, крепко держится за ее другую руку, стараясь не отставать. Впереди скачет еще один их братец - четырехлетний Эфраим.

Как только увидела Рахель, что навстречу ей идет Шломит, то сразу остановилась, а потом вдруг повернулась и исчезла. Скрылась за поворотом - как будто ее и не было!

Осталась Шломит стоять одна посреди улицы. Ей уже не было весело. Сердце ее сжалось: она вспомнила, что обидела подругу. Рахель не сказала ни слова, но Шломит показалось, будто она услышала: "Как тебе не стыдно, Шломит!"

Стоит Шломит посреди улицы, такой тихой в Йом-Кипур. Голова ее опушена. Ноги уже не хотят танцевать... Стоит она, смотрит на собственную тень, лежащую перед ней на асфальте, и вспоминает, как все случилось...

***

Два дня назад несколько девочек собрались на площадке для игр и прыгали через веревочку. Шломит прыгала лучше всех. Хая и Това крутили веревочку и пели:

Вот в саду
Собрались
Мальчики и девочки...

Шломит прыгала-прыгала - и не оступилась ни разу!

И тут подошла Рахель с братом-младенцем, которому нет еще и года, на правой руке, с двухлетней сестричкой, вцепившейся в ее левую руку, - а шалун Эфраим скакал вокруг них, веселый и проказливый.

Подошли они ближе, и тут озорник Эфраим кинулся вперед, к веревочке.

- Я тоже, я тоже! - радостно закричал он и стал прыгать рядом со Шломит. Сбился, наступил на веревочку - и Шломит тоже оступилась и чуть не упала.

- Иди отсюда! - закричала она сердито. - Что ты мешаешь?

Малыш Эфраим взглянул на нее и рассмеялся.

Шломит еще больше разозлилась.

- А ну, катитесь-ка вы все! - закричала она. - Если ты, Рахель - нянька, то иди со своими младенцами в детский сад и не мешай нам играть!

Промолчала Рахель, повернулась к Шломит спиной и быстро пошла с площадки. Только отойдя подальше она позвала:

- Эфраим, Эфраим, идем отсюда!

И ушла, сгорбившись под тяжестью младенца и таща за собой маленькую сестричку. И шалун Эфраим, подпрыгивая на ходу, побежал вслед за ними.

Неприятно стало Шломит, что с языка у нее сорвались грубые слова. Хотела она крикнуть Рахели: "Ладно, не обижайтесь, идите сюда!" - но остальные девочки, которые играли вместе с ней, расхохотались и хором запели:

Что за няня-карапет
У девчоночки двух лет,
У младенца грудного
И Эфраима дрянного!

И когда Рахель совсем скрылась из виду, они сказали Шломит:

- Хорошо ты сделала, что прогнала их! Больше не будут они нам мешать!

И вот теперь стоит Шломит на пути в синагогу, ноги ее словно чугунные, глаза смотрят в землю, и вспоминается ей вся эта история...

***

Мама Шломит никак не могла сосредоточиться, чтобы молиться как следует: ее все время отвлекал стоявший рядом пустой стул, на котором должна была сидеть Шломит. "Где она? - все время думала мам. - Где же моя девочка?"

Все, кто был в синагоге, молились очень усердно. Некоторые неотрывно смотрели в махзор, следя за хазаном³. Другие, закрыв глаза, прислушивались к его пению.

Вот все - и хазан, и община - вместе обращаются к Богу:

"И за все это, милостивый Бог, прости нас, отпусти грехи наши, очисти нас!" И каждый бьет себя в грудь, шепча:

"За то, что согрешили мы перед Тобой..."

А мама Шломит никак не может сосредоточится. Она думает: "Неужели со Шломит что-то случилось? Почему девочка не пришла в синагогу? Ведь она так радовалась, что у нее есть новый махзор и свое собственное место!"

Мама закончила молитву, которую в это время читали, закрыла махзор, поцеловала его и тихо-тихо вышла из синагоги.

Она пошла искать Шломит.

Улицы были совершенно пусты. Стояла полная тишина. Но вдруг... Со стороны площадки для игр донеслись веселые детские голоса . Что это? Как будто голос Шломит?.. Да, это действительно ее голос! Она поет детскую песенку:

Тортик, тортик, тортик...

Заглянула мама в садик и видит, что Шломит танцует. За одну ее руку держится Эфраим, за другую - маленькая девочка. Шломит кружится с малышами в хороводе и поет, а те подпевают. На скамейке сидит Рахель и кормит бананом младенца...

- Что ты здесь делаешь, Шломит? - спросила мама. - Почему не идешь в синагогу?

Увидев маму, Шломит подбежала к ней вместе с малышами.

- Не сердись, мамочка! - сказала она. - Мама Рахели больна, и Рахель должна заниматься всеми детишками. Очень трудно одной уследить за тремя малышами. Посмотри, какие они милые! В полдень мы уложим их спать, и тогда я приду к тебе в синагогу и сяду на мое собственное место. Хорошо?

- Хорошо. - ответила мама, - хорошо, доченька!

И Шломит поняла, что мама совсем-совсем не сердится. Наоборот - мамины глаза смеялись...

- Идем, попляшем еще, - закричал Эфраим и потянул Шломит обратно на площадку.

- Плясать, плясать, - защебетала и девчушка.

И Шломит, смеясь, позволила им увлечь себя в сад.

¹ В Йом Кипур, в добавление к обычным в пост запретам на еду и питье, нельзя носить кожаную обувь.

² Сборник праздничных молитв.

³ Кантор, тот, кто ведёт молитву.