Арье Ротман (С.-Петербург)

Тора жизни

Книги и свитки Танаха были главным учебником народа Израиля уже в древности. Неудивительно, что эта традиция остается незыблемой и поныне. Танах изучают в школах и хедерах, иешивах и университетах; его интерпретируют на разные лады, переосмысливают или оберегают от новшеств; но неизменно Книга Книг остается краеугольным камнем еврейского образования. Создается впечатление, что изучение Танаха (к сожалению, не в бывшем СССР) еще никогда не было столь массовым и многосторонним, как сегодня. Что же порождает ту растерянность, от которой у учителей опускаются руки, а из груди вырывается вздох: «Я не знаю, как это преподавать!»?

На протяжении тысячелетий изучение священных текстов зиждилось на вере, которую ребенок впитывал с молоком матери. Нельзя признать это положение вполне нормальным: ведь, по идее, источником веры должна служить сама Тора, а не всеобщая уверенность в ее истинности. Сегодня такой уверенности нет. Вера отцов кажется наследием темных веков. И вот, оказалось, что Тору необходимо получать заново, а это, помимо прочего, означает, что школьному учителю приходится становиться учителем с большой буквы: Учителем, предстоящим на горе Синай,  — ведь получение Торы происходит в классе. И это, безусловно, придает особый драматизм каждой удаче и поражению. Руки учителя то опускаются в отчаянии, то с надеждой обращаются к небу. Так Моше-рабейну воздел руки, и Израиль одолел амалекитян, а когда руки Учителя опустились  —  из них выпали и разбились скрижали.

Получение Торы заново, совершающееся в нашу эпоху, приводит к обновлению ее понимания. Народ Израиля выходит из изгнания, вынося с собой культурные и духовные ценности других народов, цивилизаций, эпох. Иногда это бессмысленные идолы, отягощающие душу и разум, иногда  — сокровища мудрости и знания, иногда  — опыт чужого отчаяния.

Трудную задачу гуманизации еврейского образования пытается решить Цви Адар, один из крупнейших израильских методистов (его статья помещена в этом номере альманаха). Эта задача поставлена временем: упадком живой веры, исчезновением непосредственного религиозного чувства. Обедненная религия, страдающая от потери любви к Богу и человеку (неважно, о какой религии идет речь, важно лишь, что в наши дни это одна из разновидностей массового сознания),  — такая религия делает ставку на замкнутость и самодисциплину. Но на стороннего наблюдателя она производит впечатление бесчеловечной идеологии, сестры своих жутких подобий, едва не задушивших человечество в двадцатом веке.

Вера слаба, Тора непонятна. Именно потому человеку и обществу необходима гуманистическая идеология, ставящая превыше всего ценность человеческой жизни, свободу и равенство всех людей. Гуманизм, с его непоследовательным отношением к собственным императивам, с одной стороны противостоит религиозному фундаментализму, питающему крайние формы национализма, противостоит фанатизму, порождающему террор и чреватому новой инквизицией. С другой стороны, гуманизм пытается отмыться от потоков грязи, захлестнувших соблазненного западного человека. Вне зависимости от успехов гуманизма, это именно та позиция, какую в современном обществе занимает педагог, или, если угодно, Учитель.

Подобно тому, как в древности народные учителя, «перушим», стояли между эллинистами и ессеями, между ассимилянтами и изоляционистами, так и сегодня «срединного пути» требует само время. Ведь Тора должна оставаться Торой жизни, какой бы она, эта жизнь, не была...