Татьяна Ланина (С.-Петербург)

Знак судьбы

"Возвращение в еврейский мир"

Могла ли я предположить, что, согласившись отредактировать рукопись совершенно незнакомого мне автора из Америки, скорее из-за необходимости заработать, нежели из какого-то особого интереса, переживу совершенно неожиданные для себя чувства возвращения и воссоединения родового прошлого и моей современной жизни! Более того, могла ли я думать, что моя скромная работа — подготовка рукописи к печати, составление комментариев — еще задолго до выхода книги в свет кому-то поможет найти своих близких, восстановить давно утерянные родственные связи и так же, как и мне, вернуться к своим корням?!

Но именно так все и произошло. И не почувствовать в случившемся едва ли не знак судьбы поистине невозможно.

Рукопись, попавшая мне в руки, принадлежала Софии Дубновой, дочери крупнейшего еврейского историка Семена Марковича Дубнова, погибшего в латвийском гетто в 1941 году. Передо мной лежал ксерокс автографа почти восьмисотстраничных воспоминаний, которые Софья Дубнова закончила незадолго до своей смерти — она умерла на сто первом году жизни в 1986-м — и которые хранились у ее сына, известного американского филолога-русиста Виктора Эрлиха, сына видного лидера Бунда Генриха Эрлиха, покончившего самоубийством в советской тюрьме в 1941 году.

Воспоминания охватывали значительный исторический период от детских лет до начала Второй мировой войны, заставшей Софию Дубнову в Польше и вынудившей ее к эмиграции через Россию, Литву, Японию и Канаду в Америку. И хотя это был рассказ о ее личной судьбе, история ее жизни, он вовлек в свою орбиту воспоминания о многих общественно-политических событиях первой половины ХХ века, еврейском социалистическом движении, литературной жизни в Петербурге эпохи Серебряного века. Но, пожалуй, главным для меня оказался огромный пласт еврейской жизни — и бытовой, и общественно-литературной, и национальной, совершенно мне незнакомый. Прожив более шестидесяти лет вне еврейского мира, я если что-то и знала из рассказов моего отца Вульфа Ланина, то никогда не соотносила услышанное со своей реальной жизнью. Теперь мне предстояло погрузиться в этот мир, если я хотела (а я этого хотела) понять автора воспоминаний, восстановить контекст ее жизни.

Основным источником, конечно, для меня была литература  — документальная, религиозная, справочная, художественная, историческая. Так началось мое возвращение к корням, к истокам, и на этом пути меня ждали не только открытия общечеловеческого и национального плана, но и неожиданные открытия в собственной биографии.

От отца я знала, что его родители и он сам раньше жили в Витебске. Папа много рассказывал мне об этом городе, причем так подробно, что иногда мне казалось, что я там была и знаю расположение улиц. Дед, Соломон Евсеевич Ланин, служил управляющим маслобойного завода, у бабушки, Ревекки Рафаиловны, была мастерская белошвеек, папа кончил в Витебске коммерческое училище... Дед возглавлял еврейскую общину, одно время по его приглашению в его доме жил Марк Шагал, позже он собирал для художника деньги на поездку в Петербургскую Академию художеств... Долгое время, уже в Ленинграде хранился портрет моей тети, папиной сестры Юдифи Ланиной работы Пэна, учителя Шагала по витебскому периоду.

Но вот неожиданность  — как-то недавно, рассказывая брату о своей работе над воспоминаниями Софии Дубновой, я упомянула, что ее отец С. М. Дубнов и она сама из Мстиславля. И вдруг он мне говорит: "А ты знаешь, что дед Соломон Евсеевич тоже из Мстиславля! Он ведь играл на скрипке, руководил городским оркестром, много гастролировал с ним и уже позже, по настоянию бабушки, постоянно поселился в Витебске!"

Боже мой, так ведь дед и Дубнов почти однолетки, они могли знать друг друга, да и оркестр в городе не мог не быть заметным явлением! Там же жил и его двоюродный брат Лестер Ланин, впоследствии ставший организатором знаменитого симфонического оркестра в Филадельфии. До сих пор выходят пластинки с записями этого оркестра, и недавно мой двоюродный брат, живущий в Бостоне, привез нам одну из них.

Академические комментарии приобрели совершенно новый импульс, восстанавливалась "связь времен", обычные справки наполнялись подробностями. И все-таки оставались вопросы, вопросы... Летели письма через океан к Виктору Эрлиху, он отвечал, но вопросы возникали снова.

Тут новая неожиданность. Еврейский университет в Петербурге объявил через газету "Мой народ" свою программу "Семейная история", на нее откликнулись сотни евреев, которые хотели бы с ее помощью восстановить свои родословные, приобщиться к еврейскому миру, выучить язык. Среди этих писем одно принадлежало инженеру из города Кириши (примерно в двух часах езды от Петербурга), Аркадию Яковлевичу Гинзбургу. Он писал, что принадлежит к роду Дубновых: его бабушка была родной сестрой Семена Марковича. Гинзбург предложил свое сотрудничество программе "Семейная история", желая пополнить имевшиеся у него сведения о семье Дубновых.

Мне показала это письмо куратор программы Белла Анатольевна Усвяцова, и я тотчас написала Гинзбургу в Кириши. Он откликнулся, позвонил по телефону, а недавно мы встретились в Петербурге.

Аркадий Яковлевич читал рукопись еще неопубликованных воспоминаний Софии Дубновой, знакомился с комментариями. Он показал мне целый пакет фотографий, и среди них замечательный портрет с автографом Семена Марковича Дубнова, выпущенный до революции как почтовая открытка, и совершенно удивительную фотографию, по-видимому, не сохранившуюся в семейном архиве Виктора Эрлиха. На ней С. М. Дубнов и его жена сняты в 1932 году в пригороде Риги.

Затем настала моя очередь показать Аркадию Яковлевичу фотографии семьи Дубновых, которые мне прислал Виктор Эрлих. Мы отобрали те, которые войдут в книгу.

Как семейную реликвию, открыл он тоненькую папочку, в которой лежал десяток печатных страниц из книги Семена Марковича Дубнова. Какой книги — Аркадий Яковлевич не знал! А я уже могла ее назвать  — страницы из воспоминаний Дубнова "Книга жизни", из первого тома, и как раз о мстиславских годах.

Потом мы положили рядом наши изыскания в родословной Дубновых  — мои обо всех предках Семена Марковича, начиная с XVII века  — о талмудисте XVII века Зееве-Вольфе, деде Дубнова Бенционе (втором), читавшем высший курс Талмуда в большой мстиславской синагоге, и Аркадия Яковлевича  — о сестрах и братьях Дубнова, их детях, внуках и правнуках. Соединив, как большую и многоцветную мозаику, имена, фамилии, даты, исправив погрешности, мы получили достаточно полную картину, которая, конечно, нуждается в дополнениях, но уже сейчас дает представление о роде Дубновых и, смею надеяться, продолжает дело Дубнова, бережно собиравшего и хранившего для потомков историю своей семьи.

Из рассказа Аркадия Яковлевича я узнала, что в Москве живет дочь Якова Дубнова, Виктория, племянница Софии Дубновой. В воспоминаниях Софии Дубновой ее брату Якову посвящена большая глава. Прежде не представлялось возможным установить даты ряда упоминаемых в ней событий  — просто не у кого было спросить. Но теперь ситуация изменилась: телефонный звонок в Москву — и лакуны в комментариях заполнены.

Аркадий Яковлевич, который, как и я, был многие годы далек от еврейского мира, очень хотел бы к нему приобщиться, восстановить связи с родственниками в Израиле и в Америке. Да и просто почитать о своем народе, его истории, современной жизни. Я подсказала, с чего начать, где найти литературу. Теперь мы будем встречаться, делиться впечатлениями, наши пути схожи.