Михаил ФАЛЬК (С.-Петербург)
Новая книга по истории средневековой еврейской литературы
С. Г. Парижский. "Золотой век" еврейской литературы в Испании. Арабо-мусульманский период. СПб.: Изд-во им. Н. И. Новикова, 1998.
Еврейская культура в средневековой Испании привлекает педагогов еврейских школ как яркая эпоха, богатая интересными событиями и выдающимися литературными произведениями. В петербургском Институте проблем еврейского образования на протяжении ряда лет ведется работа по составлению методических пособий и программ по курсу средневековой еврейской литературы. Некоторые из этих разработок вышли в свет в виде статей и брошюр. И вот, наконец, появилось издание совсем иного рода, адресованное гораздо более широкому кругу читателей, хотя составители несомненно принимали во внимание потребности учебного процесса и нехватку книг для чтения в еврейских школах. Плохое знание еврейской литературы российскими читателями дает возможность совместить эти два, вообще говоря, весьма нелегко совместимых жанра: популярной книги для массовой читательской аудитории и школьного учебника.
Книга С. Г. Парижского "”Золотой век“ еврейской литературы в Испании. Арабо-мусульманский период" состоит из шести биографических очерков, посвященных еврейским литераторам X—XI веков: Хасдаю ибн Шапруту, Менахему ибн Саруку, Дунашу бен Лабрату, Шмуэлю га-Нагиду, Шломо ибн Габиролю, Моше ибн Эзре. К несомненным достоинствам книги следует отнести ее научный характер. Слишком часто популярные издания, равно как и учебные пособия, пишутся не специалистами, а компиляторами, добросовестно или не очень добросовестно пересказывающими сегодня то, что только вчера сами узнали из других книг. В данном случае книга написана настоящим ученым, и за тем немногим, что вошло в нее, стоит большой объем профессиональных знаний.
Возможность использования книги в учебном процессе облегчается тем фактом, что произведения, включенные в книгу, подобраны в точном соответствии методическим пособиям для учителя, ранее изданным автором1. В этих пособиях приведены средневековые биографические источники, на которые опирался автор при написании своей книги, а также подстрочные переводы с подробными комментариями, раскрывающими реалии эпохи, библейские и талмудические аллюзии, особенности еврейского стихосложения, возникшие под влиянием арабской поэтической традиции.
В те далекие времена, которые описываются в книге, литературное творчество не было однозначно связано с беллетристическими жанрами, и от государственного деятеля или адвоката требовалось владение словом не в меньшей степени, чем знание юридических тонкостей. Но лишь в редкие эпохи расцвета возникала такая плеяда универсальных гениев, какую явили несколько веков сравнительно благополучной жизни еврейской общины в арабских странах на Пиренейском полуострове. Среди персонажей книги мы находим поэтов и филологов, военачальников и меценатов, философов и комментаторов... Многосторонность каждого из них не нивелирует, а усиливает своеобразие личности, и даже из этих кратких очерков встают очень выразительные портреты.
Вот Менахем ибн Сарук. Молодым человеком, оставшись без средств к существованию, он вынужден заниматься торговлей, но жажда знаний заставляет его отдавать все свое свободное время еврейской филологии и изучению комментариев к Библии. Когда же в Кордове ближайшим советником халифа становится Хасдай ибн Шапрут, собирающий вокруг себя весь цвет еврейской учености в Испании, Менахем на свой страх и риск бросает все дела и отправляется в столицу. Ему суждено было создать знаменитую книгу "Махбэрет", не только заложившую основы самой значительной школы еврейской филологии того времени, но и совершившую революцию в еврейском стихосложении; однако судьба не долго была благосклонна к нему — вследствие интриг и наветов он разоряется и оказывается в тюрьме, откуда пишет своему бывшему покровителю стихотворное послание, достигающее необычайной силы выражения возмущенного чувства: "Пусть я умру, но моя обида не замолкнет; пусть я превращусь в прах, но мой крик негодования будет вопиять к небу!"
Или Шмуэль га-Нагид. Попав благодаря стечению обстоятельств ко двору правителя Гранады, он за десять лет прошел путь от чиновника по сбору налогов до министра финансов и визиря. Он командовал армией Гранады и, вдохновляясь примером царя Давида, восславлял свои победы в возвышенных стихах и гимнах. В своих успехах он видел знак божественного провидения, свидетельство близящегося избавления еврейского народа. "О Шмуэле га-Нагиде можно смело сказать, — пишет автор, — что никогда больше в еврейской истории мы не встретим личности подобного масштаба, которая объединяла бы в себе величие государственного мужа с доблестью полководца и силой поэтического таланта".
Очерки жизни и творчества писателей сопровождаются фрагментами их произведений, взятыми в частности из хорошо известных антологий, составленных В. Лазарисом и Я. Либерманом. Хочется сразу оговориться, что это талантливые переводы, чтобы последующие замечания не были поняты превратно. Замечания же сводятся к тому, что эти тексты лишь отчасти могут удовлетворить любопытство читателя, поскольку выполнены в манере так называемого художественного перевода, то есть ставят во главу угла задачи, диктуемые поэтикой современного русского стихосложения. Однако при обращении к культуре, столь отличной от нашей, образованный читатель вправе ожидать не готового "перевода", претендующего на адекватность передачи материала инородными ему средствами, но некоего "тесного подстрочника" — то есть текста, максимально близко воспроизводящего не просто каждую строку оригинала, но и то, что заключено в нем между строк; в этом случае задача достижения адекватности ложится на читателя, который должен все время опираться не только на свое эстетическое чувство, но и на знание истории культуры и соответствующей эпохи, в чем ему может быть оказана помощь в виде сопроводительных статей и комментариев. Определенные удачи русских научных переводов из европейских литератур говорят о том, что подобная затея могла бы быть небезнадежна и по отношению к средневековой еврейской литературе. Но это дело будущего. Пока же из талантливых очерков С. Г. Парижского можно почерпнуть больше знания и больше эстетических впечатлений, чем из существующих переводов.
