"Не приведи нам Бог вернуться в Старый город ценой кровопролития. Нет, не силой оружия, но лишь по изволению Господа Благословенного, который пошлет дух Свой народам мира, дабы вернули они нас туда, к святыням нашим". Таким заявлением отметил Исер-Йегуда Унтерман свое вступление в должность Главного раввина Израиля в 1964 году.

Три года спустя солдаты ЦАХАЛа прорвались через Львиные ворота в переулки Старого города. На волнах оперативной радиосвязи прозвучали взволнованные слова Моты Гура: "Всем радиостанциям Талмида, говорит Талмид: Храмовая гора в наших руках. Повторяю: Храмовая гора в наших руках". Чьим он был учеником - комбриг десантников, использовавший столь выразительные позывные в тот незабываемый час? Нет, не раввин Унтерман был его учителем.

Вопреки прогнозам почтенного старца, восточная часть Иерусалима была освобождена израильскими войсками в ходе Шестидневной войны – силой оружия, а не по воле узревших Божественную истину народов мира. Но и после этого раввин Унтерман не изменил своей точки зрения. В июле 1967 года он сказал журналистам, что пока на Храмовой горе стоят мечети, Иерусалим нельзя считать освобожденным: "Лишь по пришествии праведного Мессии, который устранит оттуда капища иноверцев, будет воздвигнут Храм".

Однако Главный раввинат не захотел ждать Мессию, сложа руки. На свершившееся освобождение Храмовой горы он отреагировал куда проворнее иных израильских инстанций. Уже через несколько часов после того, как площадь у Стены плача огласили звуки шофара, по радио было передано предупреждение Главного раввината, запрещающее религиозным евреям восхождение на Храмовую гору. Вслед за тем был опубликован текст галахического постановления по данному вопросу, содержащий следующую фразу: "Ввиду того, что святость Храмовой горы никогда не иссякала, недопустимо подниматься туда вплоть до воздвижения Храма".

Недавнее заявление Главного раввината свидетельствует о том, что его позиция не претерпела существенных изменений за минувшие десятилетия: "Запрет восхождения на Храмовую гору, безоговорочно подтверждавшийся всеми нашими предшественниками, лишь подчеркивает исключительную святость данного места для еврейского народа".

Страх. Непреодолимый, мучительный страх был и остается единственным основанием этой позиции, ибо ничто другое не заставило бы ученых и набожных людей фальсифицировать Галаху столь грубым и бессовестным образом. Всякому, кто знаком с соответствующим разделом Мишне-Тора (hилхот Бейт ха-Бехира, 7,7), известен однозначный и никем не оспариваемый вывод Маймонида: "И хотя Храм пребывает ныне в руинах из-за грехов наших, обязаны мы почитать это место, будто и ныне высятся над ним Храмовые стены, посещая лишь ту часть его часть, каковая дозволена к посещению".

Полагая, что соответствующий запрет касается того только места, где непосредственно располагался Храм, Маймонид взошел на Храмовую гору при своем посещении Эрец-Исраэль в 1165 году, сопровождаемый членами своей семьи и председателем раввинского суда из Яффо, который служил ему проводником. "С волнением вошли мы в Обитель Всевышнего", - писал затем Маймонид в одном из своих посланий, отмечая, что дни посещения Храмовой горы и гробницы патриархов в Хевроне установлены им в качестве памятных дат, которые он ежегодно отмечает радостным празднеством вместе со своей семьей.

Откуда же проистекает столь поразительная уверенность Главного раввината в недопустимости восхождения на Храмовую гору теперь, когда это место, освобожденное кровью и мужеством наших солдат, находится под израильским суверенитетом? Чем объясняется пренебрежение к величайшему галахическому авторитету, настаивавшему на противоположной точке зрения даже тогда, когда в Иерусалиме правили крестоносцы?

Самый частый аргумент сторонников данного запрета состоит в том, что, не зная точного места расположения Храма, мы не можем подниматься на Гору, пребывая в состоянии неустранимой ныне "трупной нечистоты". Здесь необходимо отметить, что, по мнению ряда религиозных авторитетов, этот запрет теряет силу при покорении ("дин-киббуш"), когда евреям дозволяется и даже предписывается нахождение в любой части Храмовой горы, включая место расположения Святая Святых, и даже будучи нечистыми - если это необходимо для того, чтобы утвердить там еврейское господство.

Но и не прибегая к столь сильному доводу, можно сослаться на возможность достаточно точного определения тех мест на Храмовой горе, которые безусловно дозволены к посещению с учетом существующих галахических ограничений. Исчерпывающее исследование данного вопроса было произведено раввином Ицхаком Шилатом, и его результаты, включая подробную карту, публиковались в журнале "Техумин". Так почему же Главный раввинат настаивает на огульном запрете посещения Храмовой горы?

В ответ на это можно услышать замысловатые рассуждения о необходимости дополнительных оград и ограничений. Дескать, восходящие на Гору могут по ошибке или по легкомыслию зайти туда, где находилась в древности освященная территория Храма. Увы, этот аргумент не выдерживает критики, когда речь идет о верующих евреях, восходящих на Храмовую гору с религиозными целями и после соответствующего очищения. Зная, куда заходить запрещено, они, конечно же, относятся к святости этого места с несравнимо большим почтением, чем праздные туристы и иноверцы, попирающие пределы Господни вопреки однозначному запрету Торы.

Если Главный раввинат до такой степени озабочен святостью Храмовой горы, почему он не попытается воздействовать на правительство Израиля, дабы оно запретило и евреям, и неевреям посещение той ее части, где некогда стоял Храм? Но нет: в отношении правительства наш раввинат всегда ведет себя беспомощно и робко. Вместо того, чтобы настаивать на выполнении заповедей Торы, касающихся Храмовой горы, он объявляет всю ее территорию запретной зоной для религиозных евреев, как будто святость данного места равнозначная удалению от него.

Раввинам, конечно, ясно, что нынешняя ситуация сопровождается постоянным осквернением важнейшей еврейской святыни – как в строго галахическом, так и в национально-историческом плане. Отвергнутое обетование пророков покоится во прахе. Раб похваляется сокровищем, похищенным у изгнанного принца. Но если мы задумаемся о причинах, по которым Главный раввинат безропотно и безвольно мирится с подобным положением вещей, нам сразу же бросится в глаза одна существенная особенность, определяющая характер данного института.

Правительство и примыкающий к нему круг влиятельных лиц контролируют назначение новых членов Главного раввината, состав его Совета и административных комиссий. Тем самым заведомо исключается ситуация, при которой раввинат мог бы позволить себе мало-мальскую самостоятельность в отношении вопросов, затрагивающих правительство и его интересы. Галахические постановления по таким вопросам неизменно учитывают ожидания светской власти. Но я полагаю, что данное объяснение лишь отчасти раскрывает причины духовной несостоятельности Главного раввината, требуя более глубоко и осмысленного взгляда на затронутую здесь проблему.

* * *

Главный раввинат изначально является детищем двух родителей, от каждого из которых он наследует худшие черты, оставаясь обязанным им обоим в своей повседневной практике. Одним из этих родителей является галут и его наследие, другим – секулярное Государство Израиль, которое подчиняет раввинат своим законам, не имеющим ничего общего с заповедями Торы.

Храмовая гора равно пугает, равно отталкивает и смущает обоих: укоренившийся в реалиях галута иудаизм и секулярное государство. Будучи порождением стихии галута и светской израильской власти, Главный раввинат впитывает в себя этот страх и это смущение, умножает их многократно и затем распространяет вокруг себя волны глубочайшего ужаса перед духовно-историческим смыслом, наполняющим это неповторимое место.

Да, наследие галута включает и Маймонида, но тот был гигантом и светочем в окружающей его тьме тысячелетий. Единственный из законоучителей иудаизма, он не пожелал заключить Галаху в клетку ограничений "нашего времени", за стенами которой остаются заповеди Торы, определяющие характер самостоятельной еврейской жизни в Эрец-Исраэль. Другие же кодификаторы Галахи и их истолкователи принимали галут как вечную норму, обходя стороной законы о Царстве, Синедрионе и Храме. Результатом такого подхода явился наполовину выхолощенный иудаизм, в центре внимания которого – индивид и община. Сфера национально-государственного устройства, подобающего народу Завета, не привлекала внимания раввинов на протяжении многих веков и, по сути дела, исчезла из галахических сводов.

Более того: традиционная еврейская мысль придала переходу из "нашего времени" в иную историческую реальность характер чуда, попирающего законы природы и Галахи. Превратившись в урезанный свод правил для индивида и общины, Тора оказалась помехой национальному возрождению, и, когда пробил час, сионистское движение должно было вырваться за стены йешивы и синагоги, чтобы добиться осуществления своих целей. Так родилось секулярное Государство Израиль.

Не расставшись с наследием галута, ультраортодоксальное еврейство поныне отказывает Государству Израиль в духовном признании. Оно все еще остается в таком же состоянии, в каком пребывала диаспора до появления сионизма. Ультраортодоксия не желает понять и благословить национальную инициативу, не осмеливаясь наполнить ее порождения святостью Торы. Свое собственное существование она может обеспечить лишь под крылом еретического, отстраненного от еврейской традиции государства. К его армии, защищающей нас от потопа дикости и насилия, ультраортодоксы относятся почти так же, как относились их предки к армии русского царя. И, увы: именно в этой среде произрастает большинство религиозных авторитетов, определяющих отношение иудаизма к основным проблемам нашей национальной жизни.

Существуя в новом, изменившемся мире, эти люди не могут ему соответствовать, и от них не приходится ждать самобытного религиозного творчества – возрождения Устной Торы, то есть истинной и содержательной актуализации иудаизма. Их мысль навеки окаменела в духовных оковах вавилонского, польского, литовского изгнания.

Представители данного направления определяют состав Главного раввината. Если встречаются среди них люди незаурядного мышления, не отторгнутые системой и не пожелавшие расстаться с ней по своей воле, то и им приходится приспосабливаться к господствующей атмосфере, ибо ультраортодоксия обладает мощнейшим магнетическим воздействием, которому не способны противиться наши раввины.

И до тех пор, пока не свершится подлинная революция в мире Торы, пока не будет осознано, что мы давно уже существуем в "грядущем времени", которое предполагает качественно иное религиозное мышление, соответствующее наставшей мессианской эпохе, ультраортодоксия будет противиться восхождению евреев на Храмовую гору. Ведь идеологам галута нет никакой нужды в Храме – так же, как предводителям еврейского народа, вышедшего из Египта, не было ни малейшей нужды в Эрец-Исраэль. Большинство из них было готово отступить перед трудностями, и только двое настаивали на продолжении пути.

Дерзание, созидание, консолидации нации вокруг единого духовного центра в Иерусалиме? Нужно ли это тем, кто сознательно отказывается от пасторской роли, уступая собственное призвание секулярному государству? Храм и паломничество, помазание и Царство – все это остается темой субботней проповеди, но не имеет никакого отношения к действительности. Две тысячи лет мы прекрасно обходились без Храма, полагают вожди ультраортодоксии и оппортунисты из Главного раввината. Стоит ли теперь спешить?

Окончание следует
Текст публикуется с любезного разрешения редакции журнала "Некуда"
Перевел с иврита Дов Конторер

"Вести",
7 сентября 2000г.