Хана Ротман (Санкт-Петербург)

Один на коврике,
или пс-с-с-с от иврита

Котик: пс-с-с-с.
Из книги для чтения на уроках иврита

Иврит преподается во всех общеобразовательных еврейских школах. Обычно его начинают преподавать с первого класса, иногда — с пятого. В большинстве школ по ивриту сдают экзамены, результаты которых идут в аттестат. Учебные программы, как правило, отводят ивриту 2–4 урока в неделю, но есть школы, где ивриту уделяют до шести часов. Так или иначе, иврит оказался среди важнейших школьных дисциплин наряду с английским языком. И, казалось бы, мы можем ожидать, что по окончании еврейской школы ученики будут владеть ивритом если не на уровне языковой школы, то хотя бы на уровне обычного иностранного языка.

Почему же этого не происходит?

Вот строки из писем преподавателей иврита, присланных в редакцию НЕШ. Авторы этих писем, словно сговорившись, просили не называть их имен — по причине, о которой легко догадается наш читатель, особенно если он преподает в «лишковской» школе.

«Израильские образовательные структуры пытались привить в наших школах своеобразную методику, используемую ими в Израиле (где совершенно другие по сравнению со странами диаспоры языковые условия). Методика включает в себя чтение детьми израильских детских книжек в качестве единственных текстов. Грамматика при этом не изучается вовсе, учитель говорит только на иврите, ничего не объясняя, а результатом изучения каждой книжки является написание и оформление ребенком своей собственной «книжки» по мотивам изученной (при этом индивидуальное творчество зачастую сводится только к оформлению и к замене двух-трех слов в тексте исходной книжки). Наша школа работает по этой методике несколько лет, и результаты печальные…»

«К сожалению, мне не удалось выяснить, как первоначально разработана программа "Иврит как совокупность": для преподавания детям-носителям языка или же для преподавания в странах диаспоры? Возможно, эта программа рассчитана на израильских детей, о чем свидетельствуют художественные книжки, разговорные темы, неприемлемые в странах диаспоры, и манера преподавания. Если это так, тогда с какой целью программа внедряется в других странах безо всяких изменений? Ведь даже людям, очень далеким от проблем педагогики, понятна разница менталитетов, например, в Латвии и в Израиле. И как могут быть актуальны разговорные темы израильских учебников российским ребятам?»

Учителя не знают, что за напасть на них обрушилась и откуда она пришла. Что ж, возьмем программу и терпеливо, добросовестно попытаемся понять ее назначение из «Введения», написанного Иланой Зайлер.

Рационал данной программы преподавания иврита как второго языка отражает концепцию языка как первоочередной составляющей национальной идентификации евреев в диаспоре. Чтобы развить эту идентификацию, следует представить язык как систему взаимосвязи между евреями диаспоры и гражданами Израиля, а также раскрыть учащимся различные уровни иврита, передающие культурные, общественные и национальные коды различных исторических эпох.

Коммуникативная функция языка выражается как в устной, так и в письменной речи. Эта функция выделяет иврит как живой, продуктивный язык, приспособленный к современной эпохе. Тексты, переходящие из поколения в поколение — именно они представляют нам язык во всех его проявлениях. Встреча с написанным текстом, как в процессе чтения, так и в процессе воспроизводства, дает возможность познакомиться с формами письменной речи — идиоматикой, богатым и разнообразным языком.

Изучение иврита как второго языка обязывает к комплексному подходу, призванному увеличить мотивацию учащихся. Знания, приобретаемые в ходе овладения вторым языком, должны постоянно основываться и сравниваться со знаниями, почерпнутыми из родного языка. Сравнение языков приводит также к сопоставлению культур, помогая им вглядеться друг в друга. Это взаимное вглядывание способствует рефлексии, осознанию себя, необходимому для создания личностной самоидентификации, частью которой является национальная идентификация.

Метод данной программы заключается в занятиях интересными и знакомыми элементами содержания, которые открываются через встречу с текстами. Эти тексты оставляют глубокий след, ибо их предмет — сама жизнь с ее ценностями, идентификацией, отношениями между людьми. Все это выражается через песни и стихи, передающие чувства не только вербально, но также благодаря возможности использовать язык как средство самовыражения и межличностной коммуникации.

Предлагаемая программа ставит три цели изучения языка: коммуникацию, удовлетворение интеллектуальной любознательности, знакомство с культурой.

В утешение тем, кто не смог осилить «Введение» заметим, что на языке оригинала сделать это еще трудней. Всего четыре-пять лет назад учителю, работающему по этой программе, запрещалось пользоваться чем-либо, кроме «книжечек» с учебными текстами. «Лишковские» израильские школы выбрасывали на помойку пачки цветных учебников, которых так не хватает в воскресных школах! Постепенно правила смягчились, было позволено в качестве вспомогательного материала использовать учебники. И, наконец, самые последние веяния: по пока непроверенным слухам, отменен запрет на изучение грамматики!

Итак, согласно концепции израильской программы, иврит служит «первоочередной составляющей национальной идентификации евреев в диаспоре». Это происходит потому, что он обеспечивает «взаимосвязь между евреями диаспоры и гражданами Израиля», а также потому, что иврит передает «культурные коды различных эпох». Основным предметом изучения являются тексты, поскольку они «представляют язык во всех его проявлениях». А мотивация изучения языка повышается за счет его сравнения с родным языком, что приводит к «сопоставлению культур».

Основной методический прием изучения языка — чтение текстов. О каких же текстах идет речь? Ответ напрашивается сам собой: конечно же, о тех самых «переходящих из поколения в поколение», что были созданы за десятки столетий еврейской письменности! Ведь именно они, эти тексты, «представляют нам язык во всех его проявлениях». Пусть адаптированные, облегченные, тексты эти помогут еврейскому школьнику в диаспоре ощутить причастность к культурному наследию своего народа и с гордостью занять место среди его сынов.

Как бы не так! На практике «раскрыть учащимся различные уровни иврита, передающие культурные, общественные и национальные коды различных исторических эпох» предлагается на текстах детсадовского содержания, изучение которых создает у учеников старше пятого класса стойкое убеждение в «дебильности» еврейского языка, равно как и израильской культуры. Вот некоторые, наиболее характерные примеры таких текстов:

Или другой, «сверхпедагогичный» в алкогольной России пример:

А вот душераздирающая история про маленькую голодную гусеницу:

Ну, и так далее. И это предлагается изучать с первого по одиннадцатый класс!

Еще раз предоставим слово «неизвестному учителю» в надежде, что когда-нибудь открытая критика в адрес израильских инстанций не будет чревата немедленной расправой.

«Почему отсутствуют тексты для средней и старшей школы? Нас пытаются убедить, что подросткам очень интересно читать книжки для начальной школы. Однажды я наблюдал, как учительница читала десятиклассникам (!) книжку про тигренка, который не слушался папу — странное зрелище!»

«Эта методика совершенно непригодна для учеников любого класса старше пятого, поскольку дети справедливо обижаются на то, что их пичкают детсадовскими книжками. Особенно хорошо выглядят одиннадцатиклассники, по слогам читающие про котика на коврике…»

Вообще-то, нам, бывшим советским людям, не привыкать к волюнтаристским экспериментам. Нас можно заставить сеять кукурузу на Северном полюсе, сводить происхождение всех языков к слову «рука», преподавать язык четырехтысячелетней культуры с помощью голодных гусениц и фыркающих котиков. Тем более, что аргументация за гусеницами и котиками выстраивается железная: школы, которые отказываются от преподавания по израильской методе, лишаются финансовой поддержки. Между прочим, это главная причина того, почему учительский стон, стоящий на Руси и в сопредельных державах, остается анонимным.

Какие же цели ставит перед собой Министерство просвещения Израиля, засылающее к нам орды голодных гусениц с котиками на ковриках? Создается впечатление, что оно опасается, как бы еврейские дети в диаспоре в самом деле не выучили иврит, и готово платить большие деньги, чтобы этого не произошло.

Бывшие подпольные, да и нынешние «лишковские» учителя иврита накопили немалый опыт сопротивления властям. Поэтому кое-где ивриту все-таки учат — тайком, чуть ли не в подполье, постоянно опасаясь израильских инспекторов, которые, как кажется, переняли эстафету борьбы с еврейским культурным возрождением прямо у КГБ.

Однако, несмотря на героические усилия учителей, качество обучения ивриту как «живому, продуктивному языку, приспособленному к современной эпохе» ниже всякой критики. В любой школе можно удостовериться в этом в конце года, сравнив уровень знаний первоклассников по английскому и ивриту. Вернее, сравнивать знание английского будет просто не с чем. Хотя тексты про котиков и гусениц вроде бы соответствуют интересам первоклашек, ивриту они не учатся. И отнюдь не по своей «галутной» тупости — ведь это те же самые дети, которые с первого класса изучают английскую грамматику, фонетику, делают упражнения и пишут диктанты! Не приходится удивляться, что на фоне серьезных занятий английским иврит начинает казаться им языком придурков.

Поговорим теперь немного о «сопоставлении культур», о том самом, которое «помогает им вглядеться друг в друга».

Вот на своем коврике одиноко сидит сердитый израильский котик, который только что угрожающим «пс-с-с-с» прогнал с коврика песика и слоника. А напротив — наш первоклассник, которому родители еще в детском саду читали знаменитые стихи про других котиков:

Ученый пушкинский котик протягивает дружескую лапку другому котику, из хрестоматийного стихотворения Маршака:

Испуганные грозным шипением израильского котика, интеллигентные российские животные, собравшиеся было воспитать в ребенке уважение к знаниям и любовь к учению, спешат убраться подальше, печально влача златую цепь несостоявшегося диалога культур. Вслед им раздается гордое «пс-с-с-с» котика-сабры. Он на коврике один. И в лапах у него наш первоклассник, с которым никто не помешает ему делать все, что он захочет.

Однотипные детские книги, рассчитанные на дошкольный и младший школьный возраст, не дают никакого представления о еврейской культуре. Они также не выдерживают сравнения с детской литературой на русском языке, соприкосновение с которой лишь обнажает их убожество. Все высокие слова, которыми изобилует труднопроходимое «Введение», оказываются на нашей почве, как бы это поделикатней выразиться… пустопорожней болтовней.

Теперь поговорим о самом методе изучения языка с помощью чтения текстов и изготовления собственных книжек. И снова слово «неизвестному учителю».

«Нерациональный расход времени. Мы говорим о том, что дети в еврейских школах перегружены. Но вместо того, чтобы интенсифицировать обучение — за счет новых методик, за счет интеграции предметов, — мы добавляем часы на иврит, и дети сидят часами, рисуют книжки, готовят поделки и т. п. Они в это время очень мало что изучают, а времени тратят очень много».

«Написание детьми собственных книжек „по мотивам“ никому не нужно. На это требуется очень много времени, причем большая его часть, как показывает опыт, тратится не на изучение языка и написание текста, а на процесс оформления, на рисование и т. д. — но почему же все это надо делать за счет иврита?»

«Дети часто механически переписывают исходную книжку, заменяя некоторые слова, но при том они даже не понимают, что пишут».

«Детям намного интереснее писать не про коврики, а про себя и свою семью, но до этого они доходят очень не скоро, если вообще доходят».

Большая часть изучаемой с помощью котиков и ковриков лексики малоупотребительна:

«Словарный запас у детей получается безумный — они не могут сказать „я учу иврит“, „папа“, „мама“ и т. п., но зато гусеницы, коврики и прочие столь же „полезные“ слова они знают».

«Даже и котиков не употребишь, потому как там единственный глагол „сидел“ появляется сразу в перфекте, так что, учитывая законное стремление детей говорить не про котиков, а про себя, мы их изначально программируем на неправильное употребление глагола (не знакомить же их с личными окончаниями перфекта!). И так во всех книжках, ведь эти книжки рассчитаны не на иностранцев, а на детей, для которых иврит родной».

«Сомневающиеся могут представить себе обучение взрослых иностранцев русскому языку, при котором первым текстом будет стихотворение (не помню чье — то ли Квитко, то ли Барто) про то, как „киска-брыска кис-кис-кис переехала в Таврис“, или обучение английскому по стихам из „Алисы“».

Тексты содержат массу малоупотребительной, ненужной лексики, которая оседает в пассивный словарный запас. При этом ребят не учат обиходным выражениям, речевым конструкциям, всему тому, что действительно важно в живом языке. Отсутствует и систематическое закрепление материала, слова и выражения не повторяются: прочли, выучили и забыли. Все усилия пропадают впустую:

«Даже тот словарный запас и конструкции, которые есть, не запоминаются, потому что книжки друг с другом не связаны, слова и конструкции не повторяются, а потому забываются».

Отсутствуют вопросы и задания. Конечно, учитель и сам может их составить — но делать это к каждому уроку?..

«Обычный учебник, помимо самих текстов, содержит упражнения и задания к ним. В нашем случае учителю самому приходится сочинять упражнения к текстам из книжек. Хорошо, если учитель образованный, опытный, понимающий, и сможет это сделать качественно. Но, к сожалению, в наших школах не всегда это так. И в результате дети выполняют безграмотно составленные упражнения, запоминая ошибки учителя».

Никакой дополнительной мотивации к учебе котики на ковриках не создают: ведь темы не актуальны, культурный кругозор не расширяется, а о сравнении с русской культурой речь уже шла…

По данным социологического бюро НЕШ, только четверть преподавателей иврита устраивает навязанная им методика преподавания. Четверть — это, конечно, немало, но не следует забывать, что анкеты, заполненные учителями, были отнюдь не анонимными, и первой с ними знакомилась администрация… В таких условиях три четверти недовольных — свидетельство если не героизма, то отчаяния.

Какой практический результат может иметь все сказанное выше? Ведь израильские чиновники едва ли прочтут строки, написанные на далеком севере, вдали от таких центров мировой педагогической мысли как Петах Тиква и Рамат Ган. И все же у нас есть надежда. Прежде всего, на самих себя: что мы, наконец, перестанем бояться и начнем открыто высказывать то, что думаем. Не может удержаться в школе методика, против которой настроены почти все учителя. Директора и завучи школ также должны задуматься о судьбе преподавания иврита. Неужели им безразлично, какое отношение к языку своей древней культуры вынесут из их школ ученики? Иногда достаточно немного подумать, чтобы изобрести действенные способы сопротивления внешнему давлению.

Так завуч одной из школ привел израильских преподавателей иврита на урок английского и предложил им сравнить: чему они сами за тот же срок научили детей. Контраст был настолько разительным, что с одной из учительниц случилась истерика.

Директор другой школы, максимально ограничив число учебных часов, отводимых «котику на коврике», параллельно ввела «классический иврит» как отдельный предмет, свободный от израильского контроля и позволяющий все-таки учить детей ивриту.

Так или иначе, довольно чесать за ухом котика казенной безответственности и чиновного высокомерия. Пора прогнать его с коврика. Может быть, после этого он научится хоть немного считаться с теми, кого стращает своим безапелляционным «пс-с-с-с».