Если не можешь победить противника – присоединись к нему
Римская пословица
Ядерный клуб – распространенное неформальное название группы государств, на вооружении которых официально находится ядерное оружие. Не случайно именно эти страны: США, Россия, Великобритания, Франция и Китай, составляют пятерку постоянных членов Совета Безопасности ООН, владеющих правом вето. Сколько бы ни велось разговоров о новых веяниях в мировой политике, сила остается силой. Обладание ядерным оружием – действенный инструмент сдерживания внешней агрессии, эффективный аргумент в геополитических спорах и, бесспорно, наиболее ценный приз в гонке за международное лидерство.
Нераспространение оружия массового уничтожения, в первую очередь ядерного, предмет заботы лидеров мирового сообщества. Над вопросами нераспространения работает значительное число организаций, от спецслужб до МАГАТЭ. Состав ядерного клуба узок и сегодняшняя стратегия его членов не предполагает расширения их рядов. Нельзя не видеть, однако, что действенная в ХХ веке стратегия нераспространения ядерных технологий, в начале века XXI если и не исчерпала себя, то дала трещины и нуждается в серьезной корректировке.
Ядерная энергетика, в отличие от ядерного оружия, существует во многих странах. Некоторое сокращение числа ядерных электростанций после аварии в Чернобыле и, в 90-е гг., под давлением экологических движений, в условиях долгосрочного роста цен на углеводороды неизбежно сменится ростом. В каких странах будет работать «мирный атом», к 2050 г., какие технологии будут наиболее распространены в этот период – предмет отдельного рассмотрения. Однако уже сегодня ясно, что широкое распространение ядерных технологий – неизбежная часть технического прогресса.
Очевидно также, что ядерное оружие распространилось за пределы ядерного клуба и предотвратить его получение хотя бы некоторыми из группы «пороговых» стран вряд ли удастся. Индия и Пакистан – ядерные державы де-факто. Придерживаясь версии об отсутствии у Израиля ядерного оружия, упомянем о том, что если бы, все же, гипотетически можно было предположить, что оно у него есть, то, по мнению ряда западных и отечественных экспертов, Израиль, как ядерная держава, непосредственно примыкал бы к «младшим членам» ядерного клуба по составу своих арсеналов.
Ирак лишился ядерного реактора 25 лет назад, а взятие Багдада войсками коалиции навсегда закрыло вопрос о ядерных амбициях Саддама Хусейна. Остановленные ядерные программы ЮАР и Ливии вывели на сегодняшнем этапе эти страны из «гонки за лидерами». Настораживает, при этом, сам факт наличия продвинутой ливийской ядерной программы, не обнаруженной вовремя профессионалами, работающими в сфере нераспространения. Добровольное сворачивание этой программы ливийским лидером стало случайным побочным эффектом «демократизации» Ирака.
Если бы Муамар Каддафи по совокупности данных не занимал для Джорджа Буша место на «оси зла» непосредственно за Саддамом Хусейном, не боялся, что может оказаться следующим «демократизированным», и не поспешил стать «хорошим парнем», он имел бы реальный шанс получить свою атомную бомбу. Пугающая перспектива, с учетом его биографии, особенностей характера и специфической системы ливийской власти, целиком зависящей от его прихотей. Ливийский казус показывает, насколько далек режим нераспространения от успеха, не меньше, чем проблема Северной Кореи и подозрения по поводу Ирана. Он заставляет не без оснований подозревать страны, имеющих соответствующие геополитические амбиции и ресурсы в том, что в современных условиях они могут достаточно далеко продвинуться по пути создания ядерного оружия до того, как попасть под подозрение, а возможно и создать его, невзирая на все попытки ядерного клуба оградить свою монополию.
Утечка ядерных технологий из Пакистана ставит вопрос не только о том, какие страны получили к ним доступ, но и о том, в какой мере эффективен весь сегодняшний режим нераспространения. Речь идет не только о том, не окажется ли ядерное оружие в виде готовых изделий у таких стран, как Саудовская Аравия, но и о том, не попадет ли оно в руки лидеров экстремистских группировок, в первую очередь исламистских.
Не подвергая сомнению самостоятельную ценность нераспространения ядерного оружия как идеала, представим, при каких условиях можно было бы построить коллективную безопасность в случае, если оно все же распространилось бы. Первым из них является введения правил расширения ядерного клуба. Речь отнюдь не идет об автоматическом распространении на новые ядерные державы, доказательно объявившие себя таковыми, постоянного членства в Совбезе ООН, права вето, etc. Структура миропорядка, роль в нем ООН, восьмерки, НАТО и прочих объединений, блоков, и меж- и надгосударственных органов – вопрос особый. Пытаться решить его в разумные сроки одновременно с реструктуризацией системы ядерного контроля – задача, обреченная на провал.
Нельзя не признавать того простого факта, что наличие ядерного оружия вводит государство, им обладающее, в особую категорию субъектов международной политики. Это особенно важно в условиях усиления сетевых террористических структур, влияние которых в эпоху глобализации сравнимо с влиянием отдельных государств или крупнейших транснациональных корпораций. Ролан Темирбаев, профессиональная дипломатическая карьера которого во многом связана с Договором о нераспространении ядерного оружия, справедливо говорит о том, что если бы не ДНЯО, в мире насчитывалось бы 30-40 государств, владеющих ядерным оружием, а не 8, как сегодня. Беда в том, что старая система «кнута и пряника» с развитием информационных технологий, похоже, доживает последние годы.
Контуры новой системы выстраиваются на наших глазах. Пример Ирака показал, что экономические и политические санкции, игравшие на протяжении десятилетий роль «кнута», заменены оперативным смещением подозреваемых режимов с помощью вооруженной интервенции, при минимальном дипломатическом ее обосновании. «Новый кнут» обозначен, однако эффективность его применения сомнительна в отсутствие «нового пряника». Им и мог бы стать прием в ядерный клуб новых членов, взявших на себя ряд обязательств и ограничений, которые ввели бы их отношения как между собой, так и с окружающим миром, во взаимоприемлемые рамки.
Система эта, как и любая другая, не идеальна. Классическим аргументом, в пользу сохранения действующего на протяжении второй половины ХХ века статус-кво, является нежелание лидеров мирового сообщества «премировать» повышением международного статуса нарушителей режима нераспространения. Представляется, однако, что игнорирование существующей реальности и удержание «по умолчанию» за рамками «клуба избранных» ядерных де-факто стран, существенно опасней.
Существенным, если не главным, в системе приема в ядерный клуб должна быть стабильность государственного устройства новых членов, отказ от взаимных претензий друг к другу и поддержки террористических организаций и движений, вне зависимости от декларируемых ими целей борьбы, исключающий саму возможность попадания в руки лидеров террористов оружия массового уничтожения. В контуры этой схемы легко вписываются Индия и, с допущениями по поводу наличия того, чего согласно всем официальным постулатам, у него нет, Израиль. Она позволяет открыть путь для решения, в краткосрочной перспективе, проблемы ядерной программы Ирана. Отказ от декларируемой в настоящее время иранскими СМИ и политическими деятелями угрозы агрессии, и поддержки шиитских террористов, в том числе в Ливане и Ираке, даст Тегерану шанс нормализовать отношения с США и разблокировать противостояние с Израилем, «сохранив лицо».
Значительно сложнее проблема Пакистана. Режим Первеза Мушаррафа, по сравнению с другими потенциальными кандидатами, чрезвычайно неустойчив, хотя наметившаяся, в ходе апрельского визита в Пакистан премьер-министра Индии, перспектива урегулирования отношений между этими странами, обнадеживает. Тем не менее, ядерные арсеналы Пакистана требуют внимания значительно большего, чем прочие объекты «заботы» стран ядерного клуба. Возможность внешнего контроля над пакистанской ядерной программой, в случае свержения исламистами правящего режима, – единственная реальная гарантия того, что «исламская бомба» не попадет в руки «Аль-Каиды». Существенным фактором является срок установления такого контроля, а также детальная отработка его механизмов.
Разумеется, все вышесказанное – лишь одна из версий возможного развития событий. Возможность ее реализации, в части Израиля, внушает сомнения, поскольку потребует дипломатических усилий и политической твердости того уровня, которые руководство страны проявляло во времена Бен-Гуриона. В ходе дискуссий о будущем режима нераспространения эксперты, как правило, принимают как данность существование индийской и пакистанской ядерных программ военного назначения, понимая, что экономическое, политическое или военное давление на них заранее обречено на неудачу. Как представляется, это же верно и в отношении Ирана, буде его ядерная оборонная программа станет реальностью. Опыт Китая, в свое время, показал обреченность попыток давления на обладающую соответствующим потенциалом и намеренную твердо придерживаться взятого курса страну. В отношении же Израиля в экспертной среде господствует не только консенсус о наличии у него «оружия последнего удара», но и уверенность в готовности руководства страны отказаться от него в обмен на «гарантии мирового сообщества», по примеру ЮАР Нельсона Манделы.
Трудно сказать, основана ли эта уверенность на примере «мирного процесса», демонстрируемом с начала 90-х гг., «ограниченном суверенитете» по отношению к США, уязвимости действующей политической элиты Израиля к воздействию «мирового сообщества» или реальных обещаниях, информация о которых не вышла за пределы узкого круга лиц. Сложившаяся в сегодняшнем Израиле система принятия решений, как представляется, зависит от текущей политической конъюнктуры, личных пристрастий и семейных обстоятельств ведущих политиков больше, чем от долгосрочных интересов страны, включая сохранение геополитического превосходства.
В свое время и Шимон Перес, и Ариэль Шарон вели одну политику в отношении территорий и поселений, сегодня – другую. Ничто не мешает предположить возможности проведения соответствующих переговоров и достижения соответствующих договоренностей, которые будут легитимизированы пост-фактум, по аналогии с тем, как были проведены переговоры и достигнуты договоренности «Осло». Это тем более возможно, что именно Шимон Перес считается «отцом израильской ядерной программы» – так же, как и «отцом соглашений Осло». Демонстративный отказ Израиля от ОМУ мог бы стать не менее впечатляющим жестом, чем договор с ООП, обеспечив его инициаторам место в истории, и, возможно, еще одну Нобелевскую премию мира. Но вопрос о допустимости и цене такого демарша израильскому обществу придется решать, исходя из связанной с ним совокупности долгосрочных стратегических рисков.
Автор – президент Института Ближнего Востока (Москва)