Передача власти в Ираке переходному правительству Айяда Алауи состоялась за двое суток до назначенного срока, но причиной тому явилось не успешное опережение демократического графика, а опасение диверсий, способных омрачить и даже сорвать намеченную процедуру. После пятнадцатимесячного присутствия в Ираке американских войск ситуация в этой стране такова, что США вынуждены вести себя там как группа подпольщиков, строящая свою работу в условиях строжайшей конспирации. В таком поведении нет и намека на грациозную державную стать, которая предполагает, прежде всего, уверенность в собственных силах.

В послании американского главнокомандующего Пола Бремера новому президенту Ирака день передачи власти, 28 июня, был назван историческим. Это верно только в том смысле, что действия США стали новым словом в истории вооруженной интервенции как политического жанра (а с тем, что война представляет собой продолжение политики иными средствами, сегодня никто, пожалуй, не спорит). Новизна американского слова обусловлена тем, что оно «произнесено» вопреки элементарной логике данного жанра. «Произнесено» так, будто логике в этом жанре вообще не отводится никакого места.

Всякая интервенция вызывает радикализацию, подобно тому как электрический разряд превращает безобидный кислород в агрессивный озон. Действия интервента строятся обычно в расчете на то, что по достижении им первоочередных целей спровоцированные внешним вмешательством враждебные силы проявят себя – и тем самым дадут возможность себя уничтожить. При этом третий этап интервенции, то есть уничтожение или усмирение проявивших себя врагов, является обязательным, поскольку в противном случае интервент оставляет ситуацию бессмысленно радикализованной, неустойчивой и крайне опасной.

Первым этапом американской интервенции в Ираке было свержение Саддама Хусейна, правителя мерзкого, но вполне характерного для арабского мира. Многие считают, что только такие усатые дяди со сталинским желтым отливом в глазах и могут править в искусственно скроенном государстве, где ненавидящие друг друга шииты, сунниты и курды вынуждены делить надуманную «национальную идентичность». Режим Саддама становился опасен по мере появления у него слишком смелых амбиций, будь то завоевание Кувейта или «освобождение Палестины», но после 1991 года он был не в силах генерировать планы подобного рода иначе как на уровне брюзжащей риторики. В остальном Ирак под Саддамом представлял собой серую диктатуру, совершенно типичную для арабов и, может быть, соответствующую их культурному типу.

Автор этих строк признавал за американцами право выбрать в исламском мире любую цель для возмездия за террористическую атаку 11 сентября 2001 года. Бездействие Вашингтона, его неспособность рвануть на себе рубаху, были бы в тот период хуже любой ошибки в стратегической навигации. Задача «Аль-Каиды» явным образом состояла в том, чтобы, предельно унизив Соединенные Штаты, оставить их без противника, без возможности реагировать, без того удовлетворения, которого требует разбуженная ненависть нации. Связанный с этим ущерб был бы неизмеримо больше прямых потерь от крушения нескольких зданий в Нью-Йорке и Вашингтоне, поскольку неимеющая выхода ненависть превратилась бы в яд, разъедающий внутренние ткани американского организма.

События 11 сентября мы расцениваем как часть разразившейся «войны цивилизаций», в которой уязвленный своей исторической несостоятельностью ислам принимает радикальные формы и безжалостно атакует наш мир, со всеми его достоинствами и недостатками. Перед лицом подобной атаки многие предпочитают капитулировать. Сила – любая сила – завораживает бессильного, а ислам несомненно видится теперь силой, едва ли не единственной силой в самопресыщенном мире, где на место Истории предлагается Игра, на место обладающего содержанием Субъекта – обладающий «параметрами» Объект. Но для тех, кто не заворожен исламской силой и не приемлет капитуляции, американский ответ на террористическую атаку Бин-Ладена был исключительно важен.

Особый аспект

Для израильтянина в этой проблеме был свой, совершенно особый аспект. Вопреки утверждениям Энтони Зинни, обвиняющего этнически подобранный ряд американских неоконсерваторов в том, что те «подчинили себе внешнюю политику США ради обеспечения израильских интересов», данный аспект не был связан ни с потенциалом восточного фронта (возможные действия Ирака против Израиля через Иорданию), ни с террористической войной, которую ведут против нас палестинцы.

Зинни фактически следует образцам нацистской пропаганды, которая убеждала граждан США и Великобритании в том, что они втянуты своими правительствами в «еврейскую войну», чуждую их собственным интересам. Если бы западные державы действительно вступили в войну против Гитлера из-за обреченных им на уничтожение евреев, это было бы высшим комплиментом христианской морали, политике и цивилизации, однако истинные причины войны были тогда совершенно иными.

Так и теперь: военная интервенция США в Ираке не была обусловлена израильскими интересами. Саддам Хусейн, как и Гитлер, оказался врагом англо-саксонских стран по не имеющим к нам отношения причинам. Характер фундаментальной антисемитской пропаганды с тех пор не изменился; ее тезисы могут быть опасны для нас, но действительного содержания актуальных проблем они по-прежнему не вскрывают.

Особый израильский аспект рассматриваемой нами коллизии был связан с тем, что противодействие планам американской военной операции в Ираке осуществлялось по большей части под антиизраильскими и антиеврейскими лозунгами, имея своей политической базой сравнительно новую амальгаму евроислама и ультралевой (с заметной примесью неонацизма). По меткому замечанию итальянской журналистки Орианы Фаллачи, палестинская кафия, удобный феллаху платок, стал в европейских столицах символом этого союза – столь же красноречивым, как свастика на рукаве.

В этих условиях присоединиться к «противникам войны» для израильтянина было возможно только посредством противоестественного симбиоза, абсурдного и неуместного даже в том случае, если американские планы видились нам далекими от совершенства. Поэтому, возвращаясь к вопросу о неизбежных этапах любой интервенции, можно сказать, что и задним числом первоначальное целеположение США, то есть выбор Саддама Хусейна в качестве объекта возмездия, представляется нам вполне легитимным.

Этапы абсурда

Однако первый этап вооруженной интервенции в Ираке означал свержение светской диктатуры, которая если и не была в полном смысле этого слова «модернизирующей», то, во всяком случае, оставалась – по крайней мере, с 1991 года – управляемой, контролируемой и более или менее предсказуемой. На ее место американцы прочили новую власть, которая именовалась ими демократической. В действительности можно было предположить, что их устроит иной вариант развития событий, то есть учреждение в Ираке альтернативной диктатуры – менее одиозной, лояльной, не позволяющей себе слишком наглых, «саддамовских», эскапад в отношении Запада.

При этом необходимым образом мыслилось, что новая власть, будь то невообразимая в иракских условиях демократия или откровенная диктатура, устроит американцев только в светском обличьи, поскольку явная исламизация и архаизация Ирака отвечала бы, в первую очередь, фундаментальным устремлениям «Аль-Каиды». Это заключало в себе уже не частное неудобство, каким являлся Афганистан в период прямого правления талибов, а полное опровержение тех резонов, которыми руководствовались Соединенные Штаты, выбирая оптимальную форму реакции на террористическую атаку 11 сентября.

Однако вторым этапом американской интервенции в Ираке стала закономерная радикализация, то есть проявление тех деструктивных сил, которые были подавлены прежде тяжеловесной диктатурой Саддама Хусейна и в сравнении с которыми даже эта диктатура – выигрывала. Если Вашингтон всерьез относился к собственным планам, он должен был принимать в расчет эту неизбежную манифестацию шиитского фанатизма и, как следствие, иметь четкую схему действий, направленных на ее подавление.

Ликвидация неугодной диктатуры есть лишь первый этап осмысленной интервенции, на втором этапе следовало нейтрализовать эффект спровоцированной радикализации и уже на третьем – учредить в покоренной стране такую форму политической власти, которая устраивает интервента и в достаточной мере обеспечивается предпринятыми им силовыми действиями.

То, что американские планы «зашкаливают» на третьем этапе, было более или менее очевидно. Весь мир напряженно пытался понять, что же на самом деле имеет в виду президент США, разглагольствуя о предстоящей демократизации Ирака. Абсурдность заявленной Белым домом программы говорила сама за себя, и в намерениях американцев неизбежно искали признаки тайного умысла, который проявит себя в какой-то момент, когда отпадет тактическая необходимость в провозглашении напыщенных политкорректных лозунгов. Однако со временем у наблюдателей возникло невероятное подозрение: демократизация в самом деле является американской программой для Ирака.

С этого момента стало ясно, что третий этап вооруженной интервенции в Месопотамии зияет гигантской черной дырой. Но американцам удалось поразить недоумевающую публику еще больше, когда они, после нескольких вялых попыток, отказались от проведения необходимых мероприятий второго этапа. Садр-сити, море воинствующей шиитской анархии в центре Багдада, стал самым заметным и, кажется, неустранимым итогом военной политики США: радикализацию спровоцировали, но не подавили. После этого не приходится удивляться тому, что «торжественная передача полномочий переходному правительству Ирака» совершается в полуподпольных условиях, с соблюдением строжайших правил конспирации.

Теперь для завершения этюда американцам остается только одно: бежать из страны, которую они уже предали заботам «самостоятельного кабинета». Даже коллапсирующий Советский Союз, потерпев несомненное поражение в Афганистане, пытался обеспечить безопасность своих союзников и преемников в этой стране. Что же до сегодняшних властителей мира, то их поведение в Ираке предлагает воображению и такие картины, как публичное четвертование Айяда Алауи со товарищи на пьедестале снесенной американцами статуи Саддама Хусейна.

Наблюдая за происходящим, многие заключают, что спровоцированная Соединенными Штатами исламизация и архаизация иракского общества была запланирована Вашингтоном. Данный вывод строится очень просто: если таков результат интервенции, значит он отвечает намерениям и интересам интервента. Просто, но – не убедительно. В чем состоят американские выгоды от «управляемого хаоса» и будет ли этот хаос в Ираке хоть как-нибудь управляем, пока неизвестно. Реальное положение вещей скорее располагает к иному выводу: о полном фиаско американской стратегии и об изначальном отсутствии в ней того рационала, который кажется нам совершенно необходимым. Похоже, что в постмодернистском мире пренебрежения к Смыслу даже такое скромное требование оказывается чрезмерным.