Созданный в 1945 году по решению ООН Международный трибунал в Гааге вынес за годы своего существования 77 приговоров и 25 юридических заключений, но его деятельность никогда не привлекала столь пристального внимания, как теперь, когда на скамье подсудимых оказалось Государство Израиль. Судебная процедура в Гааге лишь на первый взгляд представляется случайным результатом очередного голосования в ООН, где страны арабо-мусульманского блока формируют вокруг себя устойчивое большинство. В действительности этот процесс отвечает глубочайшим европейским интенциям, будучи лишь одним из явлений, знаменующих негласную, непризнанную, но вполне последовательную тенденцию к системной реабилитации гитлеризма.
Уничтожив руками Гитлера своих евреев, Европа полвека жила с отчетливым чувством стыда за то, что именно она – передовая, культурная, нравственно чуткая – предстала перед судом истории как цивилизация Холокоста. В этот период традиционный европейский антисемитизм оставался явлением табуированным, утратившим довоенную респектабельность и позволительным в явных формах лишь заведомо маргинальным политическим группам. Однако всему приходит конец, и кровь мучеников Катастрофы, защищавшая нас полвека, более не кипит на европейских алтарях. На смену стыду пришла иная рефлексия, и ее можно охарактеризовать как фундаментальную культурно-историческую потребность в самооправдании – через осуждение еврейства.
Механизм европейского самооправдания был приведен в действие палестинцами. Нацистская генеалогия палестинской национальной идеи есть общеизвестный факт, но эта проблема вовсе не сводится к одним только «эпизодам» Второй мировой войны, в ходе который родоначальник палестинского национализма Хадж-Амин аль-Хусейни был союзником Гитлера, идеологом арийско-арабского братства и создателем мусульманских частей СС. Не менее существенным фактом является то, что отрицание еврейского государства представляет собой единственное содержание палестинской национальной идеи. Без этого содержания – нет «палестинского народа».
Именно поэтому в палестинской среде с особенной интенсивностью вырабатывались новые формулы, рассчитанные на то, чтобы сделать еврейское национальное существование «нелегитимным». Самым простым и, как часто случается, наиболее эффективным политическим ходом оказался в данной связи самый грубый, самый циничный навет: обвинить Государство Израиль в совершении нацистских преступлений. Уподобить солдат ЦАХАЛа – эсэсовским палачам. Палестинцы смогли разыграть эту карту, даже не отмежевавшись от кровавого муфтия аль-Хусейни, не подвергнув элементарной ревизии ключевой, формативный период собственной национальной истории.
Эта феноменальная двойственность имеет зримое выражение. В ходе палестинских демонстраций среди множества пестрых флагов (ООП, всевозможных марксистских фронтов, «Хизбаллы» и т.п.) часто можно увидеть стяги со свастикой. Что именно говорят палестинцы, предъявляя и нам, и внимательным западным корреспондентам этот красноречивый символ? Что мы, израильтяне, подобны нацистам? Что они, палестинцы, уничтожат нас именем Гитлера?
И то, и другое. Они говорят нам буквально следующее: «Свастика есть подлинный символ нашей надежды, ведь она означает тотальное отрицание еврейства, то есть именно то, чем наполнены наши сердца. Но, действуя силой свастики, мы сумеем повести себя так, чтобы пепел Освенцима сделался нашим оружием».
Европа не сразу отреагировала на эту подсказку. Все-таки христианской культуре присуща известная прямолинейность, и столь естественная для иной понятийной среды изощренность навета, столь удивительное умение «...и рыбку съесть», столь радикальное отсутствие всяких следов того, что в Европе лишь Гитлеру удалось свести в негативный регистр как «химеру совести», – все это оставляло европейцев обескураженными. Внимая арабской пропаганде, они подсознательно ждали какой-то определенности: если Хадж-Амин аль-Хусейни остается вашим героем, то как же вы можете использовать против евреев идеологический инструментарий антинацизма? И наоборот: если вы используете сегодня этот инструментарий, как вас не заклинивает на муфтии?
Как? А вот так... Словами – не объяснишь, зато можно руками. Берешь в руки все, что убивает евреев, и делаешь свое дело. Пулемет? Хорошо. Миномет? Хорошо. Свастика?! Еще лучше!
Европейцы не сразу, но – поняли. К тому времени их уже утомило чувство вины, и арабская подсказка оказалась как нельзя кстати. Ведь если евреи «делают то же самое», значит европейская вина – относительна. Ничего особенного не было в том, что со всего континента собирали еврейских детей для отправки на фабрики смерти. Верно, делала это Европа «всем миром»: полицейские и почтальоны, машинисты и складские рабочие, служащие местных управ и банковские клерки. Но ведь и евреи, как только у них появилась в Израиле такая возможность, «делают то же самое». Кто делает? Что – делают?! Ну как же, «израильтяне давно уподобились эсэсовским палачам».
В арамейском языке, на котором написана значительная часть литературы иудаизма, есть такое выражение: «алма де-шикра» – «мир лжи». Используется оно как пессимистичная характеристика тварного мира, в котором ложь слишком часто становится главным законом. Наблюдая сегодня за процессом в Гааге, где заочно судят Израиль, внимая доносящемуся оттуда циничному словоблудию, вглядываясь в израильскую беспомощность перед этим гротеском, вспоминаешь это определение чаще, чем когда бы то ни было: «алма де-шикра».
Формальное содержание процесса в самом деле не имеет никакого значения. Его международная важность, интерес к нему, сопутствующая ему атмосфера – все это определяется только тем, что судят Государство Израиль. На скамье подсудимых в Гааге незримо присутствует государство-еврей, в отношении которого дозволена ныне любая ложь, любая клевета. Весь этот процесс важен лишь потому, что он выталкивает Израиль из «семьи народов», устанавливая знак равенства между элементарными мерами безопасности, когда таковые предпринимаются государством-евреем, и преступлением против человечества.
Грибоедовский вопрос «А судьи кто?» заслуживает здесь лермонтовского ответа: «А вы, надменные потомки известной подлостью прославленных отцов, пятою рабскою поправшие обломки игрою счастия обиженных родов». Но ладно судьи – у них парики напудренны, это многое извиняет. Фердинанд Селин отметил в одном из своих романов, что христианин с девятнадцативековым стажем не может не взволноваться, когда по улице марширует полковой оркестр, а уж при виде таких париков – тем более.
Оставим в покое судей, но зато каковы обвинители! Только в течение одного дня, 24 февраля, на заседании Международного трибунала в Гааге, обличая Израиль, выступили представители Иордании, Индонезии, Кубы, Малайзии и Белиза. А на следующий день, 25 февраля, нас обвиняли Судан, Лига арабских государств и организация «Исламская конференция».
Вы думаете, я шучу? Никак нет. Недоверчивые могут справиться во вчерашних и позавчерашних газетах. Жизнь хитрее любого автора, и такую шутку, как перечень обвинителей на гаагском процессе, я бы сам не придумал. Здесь необходим высший гений, он то и свел их вместе – суданских каннибалов, палачей Восточного Тимора, кубинских партайгеноссе... Они осуждают Израиль за то, что тот строит защитные сооружения, стремясь уберечь своих граждан от безжалостного террора. И судьи кивают напудренными париками, в общем-то понимая, что любой израильский пограничник охраняет культуру, в которой Бетховен – имеет смысл.
Аарон Аппельфельд, израильский писатель весьма необычной тональности, вспомнил недавно в беседе с корреспондентом «Гаарец», что американские евреи иногда называют нашу страну «вооруженным гетто». Отзываясь так об Израиле, они подразумевают нечто уничижительное, но Аппельфельд, переживший Катастрофу подростком, вкладывает в эту формулу совсем иное звучание: «Вооруженное гетто? Я говорю себе: пусть. Но хотя бы – вооруженное».