Пуримшпиль. Start Game

Главным мотивом Пурима является обратимость злодейского умысла, возможность чудесного переворота, благодаря которому нависшая над евреями опасность становится лишь прологом к их торжеству. «И вышло наоборот, и одолели евреи недругов своих» (Эстер 9:1). Аман вздернут на виселице, построенной им же для Мордехая, черная сотня разгромлена в городах персидского царя, «а на грабеж не простерли евреи руки своей». В этом погроме наоборот — подоплека странных обычаев Пурима, маскарада и предписанных возлияний, «все — наоборот».

Пополнит ли развязка иракского кризиса коллекцию совпадений, в которых евреи находят подтверждение тому, что Пурим не был однажды, но стал навсегда? Многие элементы наблюдаемой нами политической драмы вызывают в памяти свиток Эстер. Во-первых, место событий: царство Ахашвероша (Ксеркса), простиравшееся от Индии до Эфиопии, включало в себя территорию сегодняшнего Ирака, а столица этого царста находилась в полустах километров от нынешней иракской границы, на территории иранского Хузестана, при слиянии Шатт-эль-Араб с рекой Карун.

Во-вторых, иракское стратегическое оружие, которое создавалось против Израиля и стало теперь поводом к низвержению Саддама. Внешне случайным поводом, как та виселица, о которой вдруг вспомнил расторопный Харвона: «А вот и дерево, которое приготовил Аман для Мордехая, говорившего во благо царю, стоит у дома Амана, высокое — пятьдесят локтей». У самого дома стоит, и видно его, это дерево, издалека. Даже Ганс Бликс, бродящий вокруг него слепыми кругами и наводящий свою экспертную лупу на мелкие кустики, не помешает царю чудо-дерево разглядеть.

В-третьих, занятный акцент вашингтонской администрации на «Саддаме и его сыновьях», подлежащих суду за военные преступления; ну как тут не вспомнить Амана и его сыновей? Нет, сыновья Саддама — отнюдь не случайны; Удай и Кусай удались папаше на славу, у обоих руки по плечи в крови. Но есть, например, у Саддама двоюродный брат, генерал Али-Хасан Маджид, в настоящее время — командующий Южным военным округом (подступы к Басре). Прославился он уничтожением курдов в Халабдже. Ровно пятнадцать лет назад, 17 марта 1988 года, самолеты иракских ВВС атаковали этот поселок химическим оружием (ипритом, зарином и фосгеном), посеяв на его улицах «мучительную смерть с запахом весенних цветов».

Свыше пяти тысяч человек было убито по приказу генерала Маджида за несколько часов, и память о нем в тех краях осталась такая, что когда он прибыл на днях в Киркук, из города тут же устремились на север, к турецкой границе, потоки беженцев. Но «Саддам и его двоюродный брат» звучит вяло, неубедительно, а «Саддам и его сыновья» — чеканная формула, будто списанная со страниц библейского свитка.

В-четвертых, сам президент Буш, оглашающий попеременно убийственные требования в отношении Израиля (вторая редакция «Карты дорог», рекомендации Митчелла) — и еще более грозные заявления в адрес Саддама. Чем-то он все же напоминает Ахашвероша, который сначала дает Аману карт-бланш на уничтожение евреев, а потом возмущенно спрашивает: «Кто же этот злодей, замысливший такое бесчинство?». Но оказывается, что через отмеченное нами сходство можно выявить неожиданные черты в облике древнего самодержца, к которому еврейские мудрецы отнеслись без должного уважения (и даже истолковали его имя, Ахашверош, как скрытую игру слов, дескать «слабый на голову»). Нет, это не слабая голова, а буйный ковбойский нрав, который будет покрепче и помудрее, чем европейская politique de paix, породившая две мировые войны.

И, наконец, совпадение по времени, столь символичный тайминг. Курдам важно, что фактическое объявление войны Саддаму Хусейну состоялось 17 марта, в день пятнадцатой годовщины Халабджи. А мы для себя отметим, что речь президента Буша прозвучала в тот самый момент, когда в синагогах читали свиток Эстер. У нас (из-за разницы во времени) совпадение не было полным, а на Восточном побережье Соединенных Штатов — минута в минуту. Пуримшпиль. Start game.

Подлинная опасность

Но Пурим предполагает избавление, и нужно спросить, в чем именно состоит сегодня нависшая над нами опасность. Химическое и биологическое оружие Саддама Хусейна может служить лишь частичным ответом на этот вопрос, поскольку возможности его производства и применения весьма ограничены. Усилия Ирака, направленные на создание ядерного оружия, заслуживают внимания в большей степени, однако здесь, наряду с Багдадом, можно упомянуть Тегеран, ведущий аналогичные разработки совершенно открыто, но остающийся вне поля зрения (и политической активности) Белого дома.

То, что над Израилем сгущаются тучи, было в последнее время достаточно очевидно, так что Пурим тут — как нельзя кстати. Но источником и реальным фактором ощущаемой нами опасности не были амбициозные стратегические проекты ближневосточных диктаторов. Куда уместнее отметить в данной связи общую политическую атмосферу, сопровождавшую американские приготовления к войне с Ираком.

Здесь необходима предельная ясность: вопреки утверждениям европейских и американских антисемитов, планы Белого дома в отношении Ирака вовсе не являются функцией израильских интересов. Стратегия Буша представляет собой «легитимный выбор наиболее убедительного ответа бин-ладенизму — через устранение кровавой диктатуры Саддама и стимуляцию реформ в мусульманском мире» (Томас Фридман, политический обозреватель «Нью-Йорк таймс»). Своими действиями Буш пытается доказать, что, как бы лихо не выступили исламисты 11 сентября, конечный баланс интересов по итогам развязанной ими войны не оправдает их ожиданий.

Напротив, США укрепят свои позиции именно там, где они вызывают наибольшее раздражение нефтянного ислама — в Персидском заливе. Укрепят настолько, что даже Саудовская Аравия, вскормившая бин-ладенизм как культурное и политическое явление, почувствует себя едва ли не лишней в американском пасьянсе. Ирак располагает нефтересурсами, которые сопоставимы с сырьевыми запасами саудитов, и нет нужды объяснять, что означает прямой контроль Вашингтона над этой страной.

Замысел Буша — это удар наотмашь, рассчитанный, прежде всего, на то, чтобы враг не остался в выигрыше. Унижение Саддама, ставшего символом несгибаемой фронды в глазах аплодирующих Бин-Ладену мусульман, является адекватным ответом на террористическую атаку 11 сентября уже потому, что прямо противоречит целям ее организаторов. Вместо деморализации — консолидация американского общества в военном усилии. Вместо изгнания войск США из района Персидского залива — дополнительное расширение зоны их постоянного базирования.

При этом Бушу не важно, можно ли доказать юридически связь «Аль-Каиды» с Багдадом. Нельзя доказать? Тогда пусть торжествует высшая, поэтическая справедливость.

Заслуга американского президента в том, что он счел нужным увидеть врага, признать его там, где другим не виделось ничего, кроме капитуляции. Где только и оставалось беспомощно развести руками да поклониться новым хозяевам мира. Буш поклониться не захотел, но не оттого, что «любит Израиль», а потому, что считает себя хозяином — и доказывает, как может, свое соответствие этой роли. Пусть неумело, зато решительно, то есть уже по-хозяйски.

К Израилю это имеет весьма отдаленное отношение. Но реальной опасностью стала для нас отчетливо антисемитская реакция на политику Белого дома — по обе стороны Атлантического океана.

Ее европейское выражение напоминает выкрики «hep-hep-hep!», с которыми возбужденная чернь нападала на еврейские общины в эпоху крестовых походов. Для русского уха это сравнение остается немым, но в германоязычном мире да и во Франции оно вызывает такие же ассоциации, как в России — слово «опричнина». В замечательной книге Барбары Тухман «Далекое зеркало» объясняется подзабытый теперь уже смысл этого зловещего лозунга; он представлял собой аббревиатуру латинских слов «Hierosolyma Est Perdita!» («Иерусалим погиб!»). А то, что Иерусалим означает евреи, в средневековой Европе никому объяснять не требовалось.

На том берегу

Но и в самих США политика президента Буша вызвала антисемитскую реакцию ультралевых (антивоенное лобби) и ультраправых (изоляционисты) кругов. В последние месяцы в политкорректной Америке стали возможны такие высказывания, которые прежде казались там абсолютно немыслимыми.

Пэт Бьюкенен, экс-кандидат на пост президента США от Республиканской (а затем — Реформистской) партии, называет Буша «клиентом Шарона», приписывая ему произраильскую политику, которая проводится Вашингтоном на Ближнем Востоке в ущерб собственным интересам Соединенных Штатов. Бьюкенен умело подбирает слова, унижая главу Белого дома в глазах рядовых американцев и обвиняя своих еврейских сограждан в двойной лояльности.

Популярный обозреватель «Вашингтон пост» Роберт Новак пишет о «друзьях Израиля в администрации Буша, тянущих нас к войне, противоречащей американским интересам». Другой известный в США журналист Джейсон Вест бичует «просионистских разжигателей войны», перекликаясь с профессором Полом Шредером, который считает виновниками иракского кризиса «нескольких ястребов из числа особенно ярых сторонников Израиля».

Все эти авторы смакуют имена Ричарда Перла, Пола Вульфовица, Дагласа Файта, подчеркивая их еврейское происхождение и ту роль, которую они играют сейчас в Пентагоне как сторонники жесткой политики в отношении Ирака.

Особенную известность получили в данной связи высказывания демократического конгрессмена Джима Морана, заявившего на антивоенном митинге в Вирджинии, что ближневосточная политика Буша продиктована еврейскими организациями США. Негативный общественный резонанс заставил Морана извиниться и сообщить, что его дочь замужем за евреем, так что сам он «далек от любых проявлений антисемитизма». Хрестоматийные оправдания подобного рода не убедили американских евреев, которым памятно такое, к примеру, заявление Морана: «Шарон приехал сюда для того, чтобы Буш позволил ему убивать кого вздумается тем оружием, за которое все мы платим».

Эти слова прозвучали в июне 2001 года на конференции исламистов в Вирджинии, в связи с рабочим визитом израильского премьера в США. Но еще до того стало известно, что предвыборная кампания Морана финансировалась американским отделением ХАМАСа; огласка этого факта вынудила его вернуть спонсорам деньги, однако возникшие в данной связи политические обязательства не утратили своей силы.

Чем дольше тянулась дипломатическая подготовка к войне в Персидском заливе, тем опаснее становилась для нас политическая атмосфера, в которой стали вполне легитимными самые низкопробные обвинения в адрес Израиля и правящих миром «сионских мудрецов». Разбуженный воплями демонстрантов, опытный миф-убийца вышел на международную арену с элегантным флажком, на котором написано «Vive la France!».

При этом самой ничтожной выгоды новая ситуация Израилю не сулила. Лидеры иракской оппозиции, недавно еще лебезившие перед израильскими дипломатами в Вашингтоне, резко сменили тактику, почувствовав ветер в своих парусах. В последние месяцы они стали держать себя так, чтобы израильтянам и в голову не пришло приблизиться к ним, проверить старые связи.

В Великобритании критика в адрес премьер-министра Блэра сопровождалась показом документального фильма об атомном реакторе в Димоне; ясным посылом этой политической акции стало требование «одинаково строгого отношения к израильскому и иракскому оружию массового уничтожения». Да и сам Блэр обрел в давлении на Израиль тот единственный аргумент, который он мог предъявить британскому обществу в оправдание своей политики в отношении Ирака. «Палестинский вопрос» стал для него спасательным кругом.

Таким образом, подлинной опасностью для Израиля стало любое затягивание этой гнилой ситуации, этого «ни мира, ни войны». Пурим внес долгожданную ясность в картину происходящего, подарив нам уже и этим долгожданное избавление. Но теперь, коли в самом деле война, американцам можно напомнить высказывание их собственного героя, генерала Мак-Артура: «На войне победа незаменима». Какими бы ни были наши претензии к Джорджу Бушу и Тони Блэру, при создавшихся сегодня условиях мы можем пожелать им только победы.

Новые контуры

То, что предшествовавший войне дипломатический канкан обернулся для американцев досадным фиаско, сомнений не вызывает. Не сумев изолировать Францию, США убедились в том, что им незачем обращаться к Совбезу с новым, «смягченным» проектом резолюции по Ираку. Даже обычного большинства, не имеющего полномочной силы при использовании французского, российского и китайского вето, но обладающего определенным символическим значением, у американцев могло не оказаться. Предпочли не позориться, и вопрос о голосовании в СБ был снят с повестки дня.

Этого фиаско могло и не быть, если бы Белый дом не переоценил своих дипломатических возможностей. Поначалу Буш, Чейни и Рамсфелд настойчиво утверждали, что для применения силы в Ираке достаточно прежних резолюций ООН, но затем Коллин Пауэл убедил президента в том, что сумеет добиться искомого большинства на голосовании в Совбезе. Следуя его рекомендациям, США втянулись в бесперспективную игру, по ходу которой все время теряли очки и союзников.

Вопрос о персональной ответственности Пауэла за этот просчет решать президенту Бушу и его ближайшим советникам. Нам же интересно отметить некоторую надуманность звучащих сейчас заявлений о том, что односторонние действия США в отношении Ирака подрывают сложившийся мировой порядок и признанную процедуру принятия международных решений.

В действительности и порядок, и процедура утратили силу давно, причем не под протесты, а под аплодисменты леволиберальной общественности. Военное вмешательство в Югославии было предпринято американцами от имени НАТО, поскольку в Совете Безопасности провести соответствующую резолюцию было невозможно (Россия наложила бы вето на любую попытку отчуждения Косова от Сербской республики). Но тогда симпатии европейских СМИ были на стороне Клинтона, и подрыва международной законности никто не заметил.

Послевоенный миропорядок действительно уходит в прошлое, уступая место новым реалиям, пока еще малопонятным. Франция, например, своим огромным политическим весом обязана не состоянию своей экономики или вооруженных сил, а тому, что по прихоти Рузвельта ее включили в число победителей во Второй мировой войне и сделали постоянным членом СБ, обладающим правом вето. Игнорируя теперь Совет Безопасности, американцы выхолащивают политическую силу Парижа и предлагают ему куда более скромную роль.

Более того, США готовят проект реорганизации СБ, в результате которой обладателем право вето станет Евросоюз как единое политическое целое. Франция и Великобритания утратят при этом свои позиции, но если для Лондона, предпочитающего атлантическую солидарность с Вашингтоном, это не так болезненно, то для Парижа — весьма и весьма.

Кстати, об атлантической солидарности. Недавний саммит на Азорских островах показал, что главными союзниками США в континентальной Европе становятся Испания и Португалия, то есть самые западные европейские страны, расположенные на берегах океана. Вместе с ними нужно упомянуть Великобританию и Норвегию, причем последняя не является членом Евросоюза. Данное обстоятельство обусловлено наличием у Норвегии исключительно богатых ресурсов, но также — расположением этой страны в северо-западной части Скандинавского полуострова, лицом к океану.

Таким образом, можно отметить, что, вопреки настойчивым рекомендациям Збигнева Бжезинского, США создают сегодня концептуальную альтернативу ЕС, выстраивая на западе Европейского континента политическое сообщество, связанное атлантической солидарностью в значительно большей степени, чем «серединные» страны Европы. Франко-германская ось теряет при этом свое значение в американской политике.