Результаты выборов таковы, что Ариэль Шарон может чувствовать себя триумфатором: Ликуд почти удвоил свое представительство в Кнессете, партиям право-религиозного блока гарантировано устойчивое большинство, Авода с трудом выиграла у Шинуя бой за второе место, МЕРЕЦ разгромлен. Сам Шарон добился переизбрания на пост главы правительства, чего в Израиле не случалось с 1988 года. Как бы мы ни оценивали многоплановые причины этой победы, ее значение и масштабность вполне очевидны.

Нельзя не признать и того, что результатом состоявшихся выборов стала личная победа Ариэля Шарона. Популярность премьер-министра значительно превосходит сегодня рейтинг Ликуда как партии, это видно из всех опросов. Таким образом, голосование за Ликуд стало 28 января изъявлением массового доверия Ариэлю Шарону. Понятно, что это значит для человека, который в течение долгих лет, несмотря на свои заслуги, оставался политическим парием, международной персоной нон-грата, жупелом местной элиты. Который даже теперь шел к победе сквозь шквальный огонь черной пиар-атаки, ошельмованный как «глава преступного синдиката».

Ариэль Шарон — триумфатор, но выглядит ли он триумфатором? Пожалуй, это последнее из того, что можно о нем сказать. Человек, появившийся во втором часу ночи перед тысячами торжествующих активистов Ликуда, выглядел встревоженным и усталым. Он был зримо придавлен грузом ответственности, тяготился массовым ликованием.

Шарон говорил, что праздновать — рано, и перечислял опасности, перед которыми стоит Государство Израиль. Незавершенная война с палестинским террором, иракская угроза, набирающий остроту экономический кризис. И вывод: необходимость единства. Забыть предвыборные раздоры, простить оскорбления, сформировать максимально широкую базу власти.

Именно в этом состоял главный смысл его выступления. Шарон отвергает создание право-религиозной коалиции — настолько, что предпочитает ей повторные выборы. Но реальная ситуация в Кнессете такова, что любая альтернатива коалиции правых выглядит почти невозможной. Авода по-прежнему не желает правительства национального единства, Шинуй отклоняет всякую перспективу сотрудничества с ультраортодоксальными партиями. «Если на Израиль обрушатся ракеты Саддама, мы согласимся войти в коалицию вместе с ШАСом», - говорит Йосеф Лапид. Но правительство нужно создать до иракских ракет и безотносительно к ним.

Что заставляет Шарона искать партнерства с левыми столь настойчиво? В целом его подход характерен для Ликуда, который всегда испытывал сантимент к правительству национального единства. Уже Менахему Бегину было важно пригласить Моше Даяна в свой кабинет после первой победы правых на выборах 1977 года. В отличие от Аводы, воспринимающей «национальное единство» как наименьшее зло, когда израильский избиратель не дает ей возможности править самостоятельно, Ликуд видит в представительной коалиции объективную ценность. Биньямин Нетаниягу был единственным, кто отошел от этого правила в 1996 году, и нельзя сказать, что его эксперимент завершился очень удачно.

Левые трактуют эту тягу к правительству национального единства весьма примитивно: Ликуду всегда нужен кто-нибудь, чтобы спасти его от самого себя. Лозунги правых могут соблазнить избирателя, но их невозможно осуществить на практике, и поэтому править без нас Ликуд не способен. Нетаниягу ненавидели, в частности, потому, что он всерьез вознамерился властвовать самостоятельно — пусть не по существу, то есть не посредством радикальной ревизии «Осло» (здесь он был предельно зависим), а технически, без участия левых в правящей коалиции.

Левые не могут вообразить, что в подходе Ликуда содержится то, чего Авода и МЕРЕЦ давно лишились: реальное чувство ответственности. То самое чувство, которое не позволяет политикам совершать судьбоносные для государства шаги, опираясь на перекупленных депутатов, вроде Алекса-Мицубиси, или вести переговоры о разделе Иерусалима, не имея парламентского большинства.

Сегодняшняя позиция Ариэля Шарона закономерна. Он искренне полагает, что защитить интересы Израиля перед лицом арабского и международного давления наилучшим образом может широкая коалиция. Опыт последних лет подтверждает эту оценку: правый кабинет Нетаниягу отдал Хеврон и заключил соглашения «Уай», прямое продолжение «Осло», тогда как правительство Шарона при участии Фуада и Переса восстановило израильский военный контроль в Иудее и Самарии. Разумеется, дело здесь и в изменившихся обстоятельствах, но позволительно предположить, что солдаты ЦАХАЛа не находились бы сегодня в Дженине, если бы не участие Аводы в правительстве национального единства.

Однако, помимо содержательных соображений подобного рода, в мотивации Ариэля Шарона проглядывается еще кое-что. Имея в составе право-религиозного блока 67 депутатов, он бы не стал угрожать повторными выборами только из-за того, что Вашингтон и Брюссель благосклонней к Израилю, когда во власти участвуют левые. Это важно, но не настолько, чтобы категорически исключать возможность создания правой коалиции. Итак, что еще?

Можно предположить, что премьер-министр опасается развития следственной процедуры по ссуде Сирила Керна и «делу о греческом острове». Госпрокуратура, верхушка минюста и средства массовой информации могут вести себя по-разному в зависимости от того, какое правительство возглавит Шарон. Во всяком случае, нас не удивит, если сам Шарон в это верит; поводов для убежденности в том, что упомянутые структуры действуют политически предвзято, у него предостаточно.

Второй момент, определяющий явное нежелание Шарона включать в коалицию «ультраправых», то есть Ихуд леуми, связан с событиями 1996 года. Тогда, одержав победу на выборах, Биньямин Нетаниягу попытался создать правительство без Шарона, и лишь вмешательство Давида Леви заставило его изменить намеченный состав кабинета (с этой целью пришлось создать министерство национальной инфраструктуры). Считается, что план политической нейтрализации Шарона был разработан для новоизбранного премьера Авигдором Либерманом, и теперь, по прошествии многих лет, Шарон получил возможность свести старые счеты. Биби ему не по зубам, но нейтрализовать Ихуд леуми он способен — если Авода или Шинуй согласятся войти в его коалицию.

Данное предположение требует комментария. Шарон в праве стремиться к созданию правительства национального единства по содержательным политическим причинам. Шансов на это не много, но он может и даже обязан попробовать. Однако глухой отказ Аводы и Шинуя не должен обернуться повторными выборами. Та ответственность, к которой Шарон призывает Лапида и Мицну, распространяется и на него самого: при решении подобных вопросов нет места личной вражде, старым обидам. И если попытки создать широкую коалицию не принесут успеха, Ариэль Шарон должен править, опираясь на своих естественных союзников в право-религиозном лагере. Шестидесяти семи депутатских мандатов для этого, слава Богу, достаточно. Перекупать никого не придется.