Несостоявшаяся битва за Хеврон

15 октября 1948 года, за неделю до истечения срока второго прекращения огня, объявленного по решению ООН в ходе Войны за независимость, египтяне атаковали израильскую автоколонну, которая следовала на помощь отрезанным от остальной территории Израиля поселениям Северного Негева. Условия действовавшего тогда прекращения огня обязывали египтян пропускать израильский транспорт в указанный район, остававшийся в течение пяти месяцев на блокадном положении. Воспользовавшись египетской провокацией, правительство Бен-Гуриона отдало приказ о проведении операции «Йоав», целью которой было воссоединение Северного Негева с основной израильской территорией.

Операция проводилась силами четырех бригад – Восьмой бронемеханизированной, «Гивати», «Ифтах» и «Негев» под общим командованием Игаля Алона. В результате операции зона израильского контроля в Негеве расширилась до Беэр-Шевы и Цеэлим, а сосредоточенные в районе Ашдода и Ашкелона египетские силы были отрезаны от сектора Газы. Оказавшись в столь незавидном положении, они устремились в Газу на воссоединение с основным составом оккупационного корпуса. Вместе с отступающими египетскими войсками окрестности Ашдода и Ашкелона покинуло проживавшее там арабское население. Так же развивались события в районе Бейт-Гуврина, занятом в ходе операции «Йоав» передовыми отрядами бригады «Гивати».

Еще до завершения указанной операции правительство Израиля санкционирует наступление в Иудее, призванное расширить полосу Иерусалимского коридора (операция «Хар»). Здесь основной удар наносится на юго-восток силами бригады «Харэль» под командованием Ицхака Табенкина. Дополнительная задача этой бригады состояла в том, чтобы приковать к себе как можно больше египетских войск, сосредоточенных в районе Хеврона, лишив их возможности действовать против наступающих в Негеве (операция «Йоав») израильских сил. Следует подчеркнуть, что при проведении операции «Хар» многие, включая ведущих командиров ЦАХАЛа, рассчитывали на то, что Израиль сумеет полностью уничтожить египтян в Хевронском нагорье и присоединить указанный район к своей территории.

Тем не менее, 22 октября 1948 года бригаде Табенкина было приказано прекратить наступление, хотя на других фронтах активные действия израильских войск продолжались. Бригада «Эциони» под командованием Моше Даяна сражалась возле деревни Мальха за включение в зону израильского контроля железнодорожной линии, соединяющей Иерусалим с Тель-Авивом (операция «Йекев», 21-22 октября 1948 года). На севере завершалась подготовка к широкомасштабной операции «Хирам» (освобождение Верхней Галилеи, 28-31 октября 1948 года). Месяц спустя (23 ноября) на юге начнется операция «Лот», в ходе которой бригада «Негев» освободит Сдом и южное побережье Мертвого моря, а также обширную территорию к востоку от Беэр-Шевы (Эйн-Яхав, Хацева, Арад). Тем самым будет блокирована попытка Арабского легиона (Трансиордания) вырваться на дорогу к Красному морю через проход между монастырями Наби-Муса и Мар-Саба в Иудейской пустыне.

По прошествии еще одного месяца, 22 декабря 1948 года, начнется мощная двухнедельная операция «Хорев», в результате которой египетские силы будут окончательно выбиты из Центрального Негева и с побережья (за исключением сектора Газы). И, наконец, 5 марта 1949 года бригады «Голани» и «Негев» рванутся на юг, к Эйлатскому заливу, чтобы обеспечить новообразованному Государству Израиль выход в Индийский океан через Красное море (операция «Увда»).

Итак, что же заставило израильское правительство отказаться в конце октября 1948 года от уничтожения египетских сил, окруженных в районе Хеврона? Почему бригаде Табенкина было приказано остановиться? Почему действия этой бригады не были поддержаны с юга?

Многое располагало тогда к развитию наступательной инициативы и, среди прочего, тот факт, что базировавшиеся в районе Иерусалима боеспособные силы Арабского легиона (Трансиордания) не могли прийти на помощь египтянам, поскольку ЦАХАЛ твердо удерживал под своим контролем стратегические позиции в Тальпиоте и в киббуце Рамат-Рахель. Правильно понимая сложившуюся военную ситуацию, командующие Южным и Иерусалимским фронтами ЦАХАЛа настаивали на захвате всего Хевронского нагорья или значительной его части – вплоть до южной границы Иерусалима и Иерихонской долины.

На двух заседаниях правительства, проходивших 20 и 21 октября 1948 года, раздавались голоса в поддержку такого решения, но большинство министров выступило тогда за свертывание наступательных действий в районе Хеврона. Принятое решение гласило, что Израиль согласится на прекращение огня на юге и приступит к его выполнению через 12 часов после того, как о своем согласии прекратить огонь сообщит Египет.

Существуют противоречивые свидетельства о позиции Бен-Гуриона по данному вопросу. В частности, известно о его высказывании, согласно которому отказ от захвата Хевронского нагорья «станет поводом для неизбывной скорби будущих поколений». Если Бен-Гурион действительно высказывался таким образом в октябре-ноябре 1948 года, он был, безусловно, прав. Можно со значительной долей уверенности констатировать, что свертывание наступления в сторону Хеврона явилось главной ошибкой израильского руководства в ходе Войны за независимость – тем более, что решить указанную задачу было можно почти без ущерба для наступательных действий в Негеве.

Но, признавая правомерность такой оценки, я не нахожу среди побудительных мотивов Бен-Гуриона ни равнодушия к историческому значению Хеврона, ни следов фанатичной приверженности идеям социализма. Принятое тогда решение было обусловлено следующими соображениями израильского руководства:

1. Западные страны, включая Британию и США, крайне неблагосклонно восприняли наступление ЦАХАЛа в Северном Негеве (операция «Йоав»), в результате которого была выбита почва из-под плана урегулирования, предложенного шведским посредником графом Бернадотом. План Бернадота являлся тогда официальной доктриной ООН, и дальнейшее наступление в Иудее могло быть чревато для Израиля жесткими международными санкциями.

2. Развитие наступательной инициативы в районе Хеврона грозило сорвать попытки достичь соглашения о прекращении огня с Трансиорданией, располагавшей самыми боеспособными силами в составе арабской коалиции. Такое соглашение действительно будет заключено 30 ноября 1948 года и оно постепенно охватит всю зону арабо-израильской конфронтации на востоке. В частности, это соглашение обеспечит вывод пяти иракских бригад, контролировавших территорию Самарии от Вади-Ара на севере до Кафр-Касема и района Шило – Маале-Левона на юге. Израиль был заинтересован в том, чтобы присутствие иракских войск в указанном районе не сохранилось на постоянной основе. После заключения соглашения о прекращении огня король Трансиордании Абдалла уступил израильскому давлению и потребовал от Ирака вывести свои войска из Самарии.

3. Захват Хевронского нагорья предполагал необходимость массовой депортации арабского населения, что было тогда чревато международными санкциями и возможным военным вмешательством западных держав. О серьезности таких опасений свидетельствует тот факт, что и в других районах, захваченных на заключительном этапе Войны за независимость, массового выселения арабов уже не производилось. Примером тому могут служить Галилея, долина Эрон (Вади-Ара) и многие другие места. Но в противном случае, то есть без депортации арабов из Хеврона, Бейт-Лехема и прочих населенных пунктов указанного района, Израиль мог сразу же превратиться в двунациональное государство.

Говоря об опасениях израильского руководства, связанных с перспективой прямого международного вмешательства в ближневосточный конфликт, следует упомянуть о том, что 4 ноября 1948 года Совет Безопасности ООН принял резолюцию, требующую от Израиля немедленно отвести свои войска на египетском фронте к линии дислокации, сохранявшейся до 15 октября, то есть до начала операции «Йоав». За эту резолюцию проголосовали все члены Совета Безопасности, кроме Украины (против) и СССР (воздержался). Москва не воспользовалась своим правом вето, справедливо полагая, что Израиль и так не отступит, но обострять ситуацию дополнительным образом было тогда рискованно.

Здесь также следует указать на конкретные признаки близившейся угрозы военного столкновения между Израилем и Великобританией. Английские офицеры командовали лучшими силами арабской коалиции, и ее поражение болезненно воспринималось официальным Лондоном. К концу 1948 года британское правительство было предельно раздражено израильскими военными успехами, и когда ЦАХАЛ занял позиции восточнее Рафиаха, на территории египетского Синая, англичане пустили в ход свою авиацию. 7 января 1949 года израильские ВВС сбили над Рафиахом пять британских самолетов. Этот эпизод не имеет прямого касательства к развитию событий в районе Хеврона, но доказывает обоснованность израильской чувствительности к позиции западных держав.

Подведем итоги. В конце 1948 года Израиль располагал реальной возможностью расширить свою территорию за счет захвата Хевронского нагорья. Это не предполагает равных возможностей в других районах Иудеи и Самарии, но, безусловно, имеет принципиальное значение в контексте сделанных Вами утверждений. Принятое тогда решение израильского правительства было, по всей вероятности, ошибочным, однако настаивать на такой оценке категорическим образом мы не можем, поскольку история не знает сослагательного наклонения. Что же до факторов, которые принимались тогда в расчет израильским руководством во главе с Давидом Бен-Гурионом, то они носили прагматический, а не идеологический характер.

* * *

Что побудило меня ответить Вам так подробно? Разумеется, прежде всего, интерес к затронутой Вами теме. Признаюсь также, что мне претят столь частые ныне попытки навесить на Бен-Гуриона и его соратников пороки сегодняшних израильских левых. Чем больше я задумываюсь над событиями сионистской истории первой половины ХХ века, тем сильнее становится мое восхищение цельной, объемной и очень еврейской фигурой Давида Бен-Гуриона. Быть может, это покажется странным, но мое восхищение Бен-Гурионом вполне уживается с давним и очень глубоким чувством к Зеэву Жаботинскому, трудами которого я зачитывался еще в ранней юности. И я до сих пор поражаюсь тому, сколь многое из написанного Жаботинским сто лет назад, сохраняет свою первозданную, пронзительную актуальность сегодня.

Оба этих гиганта осознавали трагический характер своего конфликта и пытались его преодолеть, но, оставаясь в зависимости от своих политических единомышленников, так и не сумели сделать решающий шаг навстречу друг другу.

В сегодняшних израильских левых я не нахожу и тени той абсолютной преданности еврейскому делу, которая была столь характерна для Бен-Гуриона и многих его современников. По этой причине и «Осло» могу назвать реализацией утопии лишь со значительной долей снисхождения к архитекторам данного соглашения. Моя истинная оценка их намерений носит куда более мрачный характер, и я не раз давал читателям Ultima Thule возможность понять, в чем она состоит.

* * *

Трещащие рамки моего разбухшего ответа не позволяют мне подробно коснуться остальных Ваших тезисов, но одного вопроса я не могу обойти молчанием. На чем основана Ваша уверенность в том, что былые намерения Биньямина Нетаниягу в отношении Голанских высот не соответствуют публикациям, основанным на конкретных документах? То, что в подходе к проблеме Голан Нетаниягу и Барак придерживаются одной и той же позиции, мне стало ясно летом 1998 года, когда получили известность детали тайных переговоров о создании правительства национального единства. Если Вы помните, эти переговоры велись тогда в штаб-квартире Мосада при участии бывшего министра юстиции Яакова Неэмана. По вопросу о Голанах их участники договорились сразу же и без особого труда (им было куда труднее решить, как поэлегантнее выпихнуть Ицхака Мордехая из кресла министра обороны). Кроме того, посредническая миссия Рона Лаудера, действовавшего тогда по поручению Нетаниягу, явно свидетельствовала о том, что премьер-министр стремится к соглашению с Сирией.

Лаудер побывал в Дамаске около десяти раз. В некоторых случаях его принимал лично Хафез Асад, которому делались при этом конкретные предложения от имени Нетаниягу. Встретившись с Лаудером в Стокгольме в январе 2000 года, я попытался узнать, в чем именно состояли эти предложения, но не получил внятного ответа на свой вопрос. Однако примерно тогда же я узнал из другого информированного источника, что уже первое предложение Нетаниягу сирийскому диктатору касалось израильского отступления с Голан к линии международной границы 1923 года с минимальными коррективами. В предложении подчеркивалось, что самая большая глубина смещения границы на восток не превысит двух миль, причем такая коррекция потребуется только на одном ограниченном участке. Взглянув на карту Голан, Вы поймете, что такое смещение не позволяет оставить под израильским контролем сколько-нибудь существенную часть расположенных там поселений.

Но таким было изначальное предложение Нетаниягу, переданное Асаду через Рона Лаудера. Недавняя публикация «Едиот ахронот» основывалась на документах, доказывающих, что впоследствии правый израильский премьер предложил сирийцам урегулирование, которое будет полностью основано на отступлении к линии международной границы 1923 года (и это - еще до начала официальных переговоров!). «Факты – упрямая вещь», - говаривал товарищ Сталин, и в данном случае мне трудно с ним спорить.

Обратите внимание на то, как реагировал на публикацию «Едиот ахронот» сам Биньямин Нетаниягу. Он даже не пытался утверждать то, что Вы объявляете его общеизвестной позицией. Нетаниягу сказал: «Я не был готов отдать Сирии всю территорию Голанских высот, и это подтверждается тем, что мы так и не заключили соглашение с Дамаском».

Ой ли? Эхуд Барак был, несомненно, готов отдать Сирии всю территорию Голан, но и он не сумел заключить соглашение с Асадом из-за разногласий по вопросу о том, где именно пройдет граница – непосредственно по северо-восточному побережью Кинерета или несколькими метрами выше. Асаду было недостаточно израильского отступления к международной границе, он настаивал на полном восстановлении рубежей 4 июня 1967 года, явившихся результатом сирийской агрессии. Таким образом, невозможность заключить соглашение с Дамаском вовсе не доказывает, что тот или иной израильский премьер не был готов уступить сирийцам всю территорию Голанского плато.

Я намеренно оставляю в стороне коалиционные проблемы обоих премьеров и не задаюсь вопросом о том, почему Нетаниягу, как и Барак, был готов поступиться Голанами. Но, рассматривая израильскую политическую картину, я предпочитаю иметь дело с реальными фактами, а не со лживыми лозунгами. Лозунг «Не отдавать Голаны!» я не считаю лживым, напротив. Но лозунгу «Нетаниягу никогда не отдал бы Голаны!» я сегодня не верю. При этом я допускаю, что в будущем Нетаниягу может занять иную позицию, и искренне хочу убедиться в том, что он действительно пришел к такому решению.

С уважением, Дов Конторер