Мистерия Буфф
В провальных точках нашего национального спора, когда фактам, честному убеждению и логике не остается достойного места, представители одной из сторон выволакивают на сцену орудия политической буффонады. Канониры занимают свои места, затыкают уши, широко разевают рты и подносят чадящий факел к зарядному фитилю: «Смотрите, вся интеллигенция в Израиле – левая. Ведь это кое-что значит!». Вслед за тем небосвод озаряют росплески фейерверка, в котором каждая искра – имя писателя, астронома, лауреата, профессора философии или, на самый худой конец, реформистского раввина.
Частая апелляция резонеров к коллективному разуму интеллигенции чем-то напоминает рекламный трюк, пробивающий скептицизм экономного потребителя: «Сто миллионов китайцев ошибаться не могут. Они уже выбрали Ширли-Мырли и ежедневно пользуются его преимуществами. Присоединяйтесь к счастливым обладателям этого универсального средства!».
Но, как мы знаем, сто миллионов китайцев могут запросто ошибиться, обнаружив последнюю истину бытия в красных книжечках Мао или в другой помойной канаве. Что же до либеральной интеллигенции, то ее склонность к постыдным ошибкам была засвидетельствована убедительным образом, когда стада отборных интеллектуалов Запада дружно мычали в поддержку Сталина, требовали разоружения НАТО перед лицом советской угрозы или топорщили злые рожки на Рейгана, называвшего черное – черным, а белое – белым.
Современный британский мыслитель Пол Джонсон* полагает, что эта склонность не может рассматриваться как временное помутнение совести и рассудка; в своей замечательной книге «Интеллектуалы» он трактует ее как имманентное свойство общественного класса, пришедшего во второй половине XVIII столетия на смену священникам, архивариусам и волхвам.
«Интеллектуалы во множестве окружали Муссолини, причем многие из поклонников дуче не были итальянцами, - пишет Джонсон. - Гитлер шел к вершинам политической власти, одерживая свои основные победы в университетах; его электоральный успех среди студентов и профессоров был намного внушительнее, чем в прочих слоях немецкого общества… Многие интеллектуалы тянулись к нацистским бонзам, стараясь принять непосредственное участие в самых зловещих преступлениях режима. Среди офицеров в мобильных отрядах СС, осуществлявших первый этап истребления евреев в Восточной Европе, было особенно много лиц с академическим образованием. Отто Олендорф, командир 4-й айнзацгруппы СС, имел три университетских диплома и научную степень доктора юриспруденции. О пособниках Сталина из среды российской и западной интеллигенции мы уже говорили прежде, но хватало таких подручных и у послевоенных диктаторов, проявлявших живейшую склонность к насилию. Мао, Кастро и Насер были обласканы страстным сочувствием западных интеллектуалов».
Продолжая предложенный Джонсоном ряд, можно было бы упомянуть о многочисленных и не всегда бездарных агентах влияния Арафата в израильских средствах массовой информации. Таких, как Гидеон Леви, подаривший читателям «Гаарец» любовное интервью с боевиками «Танзима» - на следующий день после того, как их товарищ застрелил десятимесячную девочку в Хевроне.
Зная об отношении Джонсона к профессору Ноаму Хомскому, еврейскому апологету арабского, негритянского латиноамериканского насилия и последнему из адвокатов Пол Пота на Западе, можно быть уверенным в том, что он не стал бы возражать против такого развития темы. Комментируя в своей книге морально-политическую концепцию Хомского, Джонсон почти не скрывает чувства брезгливости: «Лишь исключительная способность к фальсификации, столь знакомая тем, кто исследует парадоксы интеллектуализма, могла привести человека к подобным выводам».
Интеллектуальное стадо
Последняя фраза служит ключом к пониманию техники и мотивов исследования, проведенного Полом Джонсоном. Каким образом интеллектуалы приходят к выводам, которые предлагаются ими всему человечеству в качестве панацеи от политических, социальных и культурных недугов? Сколь тщательно проверяют факты и доказательства? Последовательны ли они в применении собственных принципов к своим отношениям с друзьями, коллегами, слугами, женщинами и детьми? Героями отточенных очерков Пола Джонсона являются Жанн-Жак Руссо и Карл Маркс, Генрих Ибсен и Лев Толстой, Эрнест Хемингуэй и Бертран Рассел, Бертольд Брехт и Жанн-Поль Сартр - они и другие апостолы разума, за каждым из которых теснились когда-то ряды поклонников, интерпретаторов и популяризаторов.
Выводы британского мыслителя не могут польстить самолюбию либеральной интеллигенции, которая слишком часто, в разных странах и в разные времена, подталкивала поверившее ей общество к самому краю пропасти. Памятуя об интеллектуальном окружении Шимона Переса – теперь уже знаменитых «мальчиках» от дипломатии и профессуры, которые обрекли Израиль на трагедию «Осло», - трудно не вспомнить печальное предостережение Пола Джонсона:
«Основываясь на трагическом опыте XX века, в течение которого десятки миллионов невинных стали жертвами амбициозных планов, призванных облагодетельствовать человечество, мы можем сказать современникам: остерегайтесь интеллектуалов! Их нельзя подпускать к рычагам государственной власти, и когда они дают вам советы, относитесь к ним с особенным подозрением… Не обращайте внимания на их категорические суждения о политиках и актуальных событиях. Ведь, вопреки их мнению о самих себе, интеллектуалы, как правило, не являются ни индивидуалистами, ни нонконформистами. Напротив, они чаще всего ведут себя в соответствии с жестким кастовым кодом, будучи сверх угодливыми конформистами в отношении тех, к кому благоволят по велению моды или в силу сомнительного идеологического выбора. Именно это делает их особенном опасными как социальную группу, обладающую исключительными возможностями влияния на общество. Пестуя свои аксиомы и создавая вокруг них желанную им атмосферу, они очень часто приводят к разрушительным, антирациональным последствиям».
…Аттестация израильской интеллигенции в качестве безоговорочно левой грешит против истины; возмущаясь подобной постановкой вопроса, многие упоминают в данной связи людей заслуженных и известных, подчеркивая их принадлежность к национальному лагерю. В спорах на эту тему звучат частые ссылки на замечательные журналы «Тхелет», «Натив» и «Некуда» – лучшее из того, что предлагает взыскательному читателю израильская периодика. Оглашаются списки тех, кто скрепил своей подписью очередную петицию «Профессоров за сильный Израиль».
Но если бы утверждения мастеров политической буффонады отражали реальное положение вещей, на них следовало бы ответить словами Ивлина Во, произнесенными в полемике с теми, кто покушался на традиционные британские ценности от имени низкопробного модернизма: «Дух поколения есть ничто иное, как дух людей, составляющих данное поколение, и чем настойчивей будет протест, изъявляемый нами в связи с господствующей интеллектуальной модой, тем больше окажется шансов на то, что нам удастся столкнуть современников с гибельного пути».
Самому Ивлину Во и его единомышленникам это действительно удалось, хотя политический климат в послевоенной Европе явно способствовал торжеству сталинизма.
Но вернемся к своим проблемам. Верно, что при проведении политических манифестаций левым удается вывести на авансцену больше статистов, представляющих то, что в общем-то справедливо именуется нашей культурной элитой. Скажем, на митинге в память Ицхака Рабина (не станем кривить душой, называя данное мероприятие аполитичным) будет больше известных певцов и артистов, чем на демонстрации в защиту Иерусалима. Можно по-разному объяснять причины отмеченной диспропорции, и я не настаиваю на том, что нижеследующее объяснение носит исчерпывающий характер.
Враг не бывает талантлив
Две недели назад газета «Едиот ахронот» опубликовала интервью с Ариэлем Зильбером, в котором этот известный музыкант выказал неприязнь к левым, киббуцникам, гомосексуалистам и владельцам тяжелых джипов, заполонивших в последнее время дороги, пляжи и парки страны.
Киббуцников сегодня всякий обидит, и Зильбер не стал бы антигероем масс-медиа, если бы он ограничился только ими. Владельцы тяжелых джипов наглы за рулем, но в газетной полемике они тоже, по-своему, беззащитны: слишком многие их не любят. С левыми дело обстоит значительно хуже: эти умеют за себя постоять. И совсем уж рискованным стало в Израиле выступление против мстительной, агрессивной и очень сплоченной общины гомосексуалистов, давно уже превратившейся из гонимого меньшинства в господствующую интеллектуальную хунту.
Опыт показывает, что апологета Содома способны втоптать в грязь президента страны – даже такого бойкого президента, каким был Эзер Вейцман. Многим доставалось от его языка, но перед роем рассерженных геев бывший глава государства не устоял: повинился и пообещал, что больше не будет.
Идеологическое господство левых все-таки ограничено, тогда как интеллектуальный террор гомосексуалистов в отношении тех, кто отказывается смириться с их деловитым глумлением над нравственностью и культурой, попросту беспощаден. Почему это им удается? Здесь можно снова процитировать Пола Джонсона, сделавшего следующее наблюдение: «Оказалось, что интеллектуалы добиваются особого влияния на общество, когда они оставляют свои политические утопии и берутся за ликвидацию социальной дисциплины. Руссо доказал это в XVIII веке, Ибсен подтвердил его опыт в следующем столетии, и теперь, уже на нашей памяти, действенность целенаправленного растления была продемонстрирована в третий раз. В тридцатые годы интеллектуалам не удалось добиться заметных успехов в непокоренных диктаторами странах, тогда как вседозволенность шестидесятых нужно расценивать как их несомненный триумф».
Итак, Ариэль Зильбер посягнул на святое святых нашей интеллектуальной элиты: сочетание политической левизны с гиперсочувствием к гомосексуализму. Неудивительно, что на него ополчились десятки журналистов, включая более или менее именитых музыкальных критиков. Собственно говоря, именно им была отведена главная роль, поскольку топтать ослушника решили замысловатым образом. Наряду с обычными для подобного случая порицаниями, в газетах во множестве появились статьи, объясняющие поступок Зильбера тем, что его карьера уже на закате: дескать, привлечь внимание публики иным способом он теперь и не может.
Эта попытка представить «гомофобию» и недоверие к левым патентам как синоним бездарности или признак озлобленного аутсайдера - в высшей степени характерна. Талант обязан служить прогрессу. Если художник встает в один ряд с «силами тьмы», значит он должен быть дискредитирован – не только политически, но также и средствами респектабельной критики, которая не оставит живого места от его репутации. К черту. В забвенье. На свалку истории.
Просчет инквизиции
Случаев подобного рода немало. Судьба Ариэля Зильбера выделяется на их фоне лишь тем, что на этот раз мы могли наблюдать слаженную, мгновенную, но не слишком умную работу механизма культурного подавления. Критика только что восхищалась последним альбомом Зильбера «Дымовая завеса», и вот никто уже не скажет о нем доброго слова. Инквизиторы поторопились – и их поймали с поличным.
Возникла необходимость в спасающих остатки приличия коррективах. Неделю назад «Гаарец» опубликовала статью, автор которой задается вопросом: верно ли, что профессиональная карьера Зильбера угасает? Разделяя всеобщее возмущение «нелепыми высказываниями» музыканта, Бен Шалев отмечает:
«Взглянув на сложившуюся ситуацию непредвзято, мы будем вынуждены констатировать, что в случае с Ариэлем Зильбером невозможно найти столь знакомых нам признаков увядающей музыкальной карьеры. Он не позорит прежних своих достижений серыми, бесталанными дисками, как Мати Каспи. Не пичкает аудиторию отжеванными балладами, как Рами Кляйнштейн. Не ищет спасения в дидактическом жанре, подобно Шалому Ханоху, творчество которого знает теперь только две темы: раскол в израильском обществе и бич дорожных аварий. Напротив, в возрасте 56 лет долго молчавший Ариэль Зильбер напомнил о себе новым альбомом, который занял законное место среди наиболее выразительных, тонких и свежих выражений израильской музыкальной культуры».
Далее на протяжении трех абзацев автор очерка хвалит «Дымовую завесу» Зильбера и восхищается предполагаемыми источниками его вдохновения. Но затем, подводя итоги, Бен Шалев буквально ошарашивает читателя следующим заключением: «Ариэль Зильбер действительно живет жаждой иного культурного опыта. Пока он реализовывал эту жажду с помощью фортепиано, его карьера не увядала. Закат… начался в тот день, когда он поделился своими мыслями с корреспондентом «Едиот ахронот», и в проигрыше от этого окажется, прежде всего, израильская музыка».
Уверяю читателей: на иврите данное рассуждение звучит столь же невразумительно, как и по-русски. Но если я правильно его понимаю, то без «заката» все-таки не обойтись. Раз изложил свою «жажду иного культурного опыта» вербальными средствами, увядание неизбежно. Налицо мистическая зависимость между ересью и наказанием, которое будет ниспослано свыше. Кому-то покажется, что этот тезис соответствует средневековому уровню представлений, но «Гаарец», чуждая сантиментов к религии, не видит в такой постановке вопроса признаков парадокса.
Что же до существа рассмотренного нами спора, то сводится оно к тому, был ли Зильбер бездарен всегда или лишился своего таланта, покусившись на катехизис израильской политкорректности. Стороны сходятся в том, что сейчас он всяко находится за чертой признания и успеха. Когда при проведении очередного левого митинга Зильбера не окажется среди статистов, это уже никого не удивит: ведь туда приглашают только талантливых, а его карьера давно увяла.
Старая песня
Нет, не в Израиле изобрели эту простую, но очень надежную мясорубку. Движимая положительным идеалом, либеральная интеллигенция всегда и повсюду умела ходить строем, мычать - стадом, валить - скопом. Пол Джонсон верно подметил, что ей достаточно представления о себе как о сообществе свободно мыслящих индивидуалистов. Столь высокая самооценка с лихвой заменяет умение самостоятельно мыслить, любить и ценить свободу.
Джордж Оруэлл, о котором даже его враги говорили, что он болезненно честен, стал изгоем в кругах британской интеллигенции после того, как «Ферма животных» и «1984» увидели свет. Опала была безжалостной, но недолгой: в 1950 году Оруэлл умер от болезни легких, преследовавшей его всю жизнь. Мэри Маккарти, хозяйка известного лондонского салона, бывшего местом сбора левой (и очень либеральной) элиты, посвятила ему такой некролог:
«Он был прирожденным консерватором, и экстравагантность в поведении, одежде и мысли возмущала его не меньше, чем отставного полковника или забитого пролетария. Интеллектуальные горизонты Оруэлла были узки, а социализм, которым он пробавлялся в прежние годы, не был идейно выверен. По сути дела, этот «социализм» представлял собой его выдумку, какую-то бессмысленную болтовню... В своем отношении к друзьям Советского Союза он руководствовался личным отвращением – и только. Его политическое банкротство явилось закономерным результатом пережитого им интеллектуального краха, и если бы болезнь пощадила Оруэлла, он, несомненно, сдвинулся бы еще дальше вправо. Надо полагать, его ранняя смерть явилась истинным благом».
Это понятно: лучше покойник, чем антикоммунист, смущающий благородную публику, которая ценит экстравагантность в поведении, одежде и мысли. Оруэлл не был экстравагантен – он всего лишь ценил свободу, ненавидел ее палачей и самостоятельно мыслил. Таких преступлений либеральная интеллигенция не умела прощать никогда. Было бы странно, если бы она научилась этому именно здесь, в Израиле. Древние говорили, что воздух Святой земли умудряет, но, наверное, только тех, кто радостно и охотно, по вечному своему праву, вдыхает его полной грудью.
*
Пол Джонсон – историк, философ и публицист. Долгое время был редактором двух наиболее престижных британских журналов «Нью-Стейтсмен» и «Спектейтор». Среди его книг: «Елизавета Первая: исследование силы и разума», «История христианства», «История еврейского народа», «История английского народа», «История американского народа», «Культуры Древнего Египта», «Культуры Святой Земли», «Кафедральные соборы Британии», «Иоанн-Павел Второй и реконструкция католической церкви», «История современного мира с 1917 до середины 90-х годов». Многие произведения Джонсона публиковались в переводе на иврит издательством «Двир». Отдельные книги издавались по-русски в последние годы.