"Второй Израиль"

За столкновением начальника Генерального штаба Шауля Мофаза с его бывшим заместителем Узи Даяном можно при желании усмотреть отголоски политических противоречий, суть которых понятна всякому, кто наблюдает на протяжении последних лет за набирающими силу тенденциями в израильской общественной жизни.

Нет, Мофаз никогда не давал повода для того, чтобы заподозрить его в несогласии с мирной стратегией Эхуда Барака. Осторожная позиция начальника Генерального штаба в период, предшествовавший отводу подразделений ЦАХАЛа с территории Ливана, была более чем типичной для израильских генералов, заранее создававших себе "алиби" на случай непредвиденной эскалации в приграничном районе. По сути дела, в этой позиции, предполагавшей однозначный расчет на скорое заключение мира с Сирией, было куда больше "левизны" и ведомственного оппортунизма, чем характерной для правых непримиримости к идее отступления как таковой.

Во всяком случае, у Мофаза не было альтернативной концепции сохранения израильского присутствия в Южном Ливане безотносительно к переговорам с Сирией, а если и была, то он ни разу о ней не проговорился – причем именно в тот период, когда многие генералы без труда находили дорогу к ближайшему микрофону.

Заявив о своей надежде "сделаться первым начальником Генерального штаба грядущей мирной эпохи", Шауль Мофаз окончательно развеял надежды на то, что задуманные Эхудом Бараком политические уступки вызывают у него принципиальные возражения. Даже если Мофаз рассчитывает связать свою будущую судьбу с Ликудом, мотивы его предполагаемого выбора лежат в стороне от традиционной плоскости разногласий между правыми и левыми. При этом они вполне могут быть описаны в сравнительно новом контексте противостояния "старой элиты" и того многоликого, трудно определимого гражданского коллектива, который именуют порой "вторым Израилем".

Автор этих строк далек от надуманных попыток объединить под таким названием люмпенизированных жителей городов развития и репатриантов из России, поселенцев "Гуш-Эмуним" и сторонников ШАСа, ашкеназскую ультраортодоксию антисионистского толка и последних могикан из Ликуда – того Ликуда, который наследовал некогда учение Зеэва Жаботинского и подчинялся железной руке Менахема Бегина. Общее для упомянутых групп населения недовольство "старой элитой", безусловно, заслуживает внимания, но не позволяет говорить о "втором Израиле" как о несомненной политической данности, основанной на общности интересов. В этом случае ее частью следовало бы признать и израильских арабов, у которых больше претензий к создателям сионистского государства и их сегодняшним правопреемникам, чем у ликудников, шасников, "русских" и поселенцев вместе взятых.

Но, отказавшись от расширительного толкования данного термина, можно вспомнить о его первоначальном значении. "Вторым Израилем" называли когда-то выходцев с Востока, прибывших сюда в 50-е и 60-е годы. Не сумев интегрироваться в местное общество, они еще до недавнего времени оставались на задворках израильской политической жизни и лишь в последние годы добились для себя реального права участвовать в формировании властных структур.

В этом первоначальном смысле термин "второй Израиль" обладает более чем конкретным содержанием, несмотря на наличие явных противоречий между представляющими его политическими группами. ШАС, сефарды-ликудники и антисионистски настроенные интеллектуалы из организации "Кешет" ("Восточная демократическая радуга") соперничают между собой на идеологическом поприще, но все они происходят из одного Дома. Оттуда же вышел на авансцену израильской политики – оставим ненужные в данном случае оговорки, проводящие грань между высшим генералитетом и гражданским истеблишментом, - нынешний начальник Генерального штаба Шауль Мофаз.

Последняя капля

Собственно говоря, Мофаз не "вышел", а был выведен туда своим политическим патроном – бывшим министром обороны Ицхаком Мордехаем, который и сам является типичным представителем "второго Израиля". Для этого Мордехаю потребовалось отправить в отставку Матана Вильнаи, что отчасти объясняет безжалостность нынешней критики последнего в адрес начальника Генерального штаба.

Сын известного профессора, специализировавшегося на исследовании Иерусалима (и, к стати сказать, принадлежавшего к числу сторонников неделимой Эрец-Исраэль), Вильнаи считался ведущим кандидатом на высшую командную должность в ЦАХАЛе, но твердая политическая воля Ицхака Мордехая заставила этого "аристократа" уступить дорогу Шаулю Мофазу. Теперь сам Мофаз действует столь же решительно в отношении Узи Даяна – еще одного представителя "старой элиты", навязанного ему в качестве заместителя и потенциального преемника на посту начальника Генерального штаба. Сюжет повторяется во всех основных деталях, но исход нынешней драмы в высшем эшелоне израильского командования пока еще не предсказуем.

Шауль Мофаз пытается зарезервировать свою должность для бывшего начальника военной разведки Моше (Буги) Яалона, назначенного недавно заместителем начальника Генерального штаба – наряду с Узи Даяном. Некоторое время спустя Даяну пришлось покинуть этот пост, но Эхуд Барак, готовящий гонимого "аристократа" на смену Мофазу, назначил его секретарем Совета национальной безопасности. После этого в закулисном конфликте между главой правительства и начальником Генштаба появились первые признаки принципиальных разногласий.

Мофаз считал, что назначение не вышедшего в отставку генерала руководителем гражданской инстанции (СНБ) "вовлечет ЦАХАЛ в политику" и отрицательно скажется на общественной репутации израильской армии. Возможно, что истинное желание Мофаза было направлено только на то, чтобы Узи Даян снял наконец погоны и выбыл из списка кандидатов на пост начальника Генерального штаба, однако выдвинутые им аргументы были достаточно серьезны, и Бараку пришлось обратиться за экспертным заключением к юридическому советнику правительства.

Ссылаясь на некоторые израильские прецеденты и на правовые регуляции в США, где кадровый генерал может быть руководителем Совета национальной безопасности, Эльяким Рубинштейн признал задуманное назначение допустимым и правомерным. Однако у Шауля Мофаза осталось ощущение, что ему не была предоставлена возможность изложить свои принципиальные доводы юридическому советнику правительства. "За этой справкой к Рубинштейну обратились за моей спиной", - заявил он впоследствии к вящему недовольству премьер-министра.

У Эхуда Барака оставалась возможность загасить конфликт в Генеральном штабе или, по крайней мере, не допустить огласки происходящего. Для этого нужно было пригласить Шауля Мофаза на заседание правительства с тем, чтобы тот изложил министрам свои аргументы. Принятое после этого решение носило бы обязательный характер для начальника Генштаба и не оставляло Мофазу никакой свободы маневра. Но Барак решил не доводить дело до открытой дискуссии в правительстве, и Мофаз нашел верный способ сделать свою позицию достоянием гласности.

Выступая в минувшую пятницу на церемонии смены заместителей начальника Генерального штаба, Шауль Мофаз открыто, в присутствии множества приглашенных, заявил о своем недоверии к Узи Даяну, высказавшись заодно против его назначения секретарем СНБ. Таким образом, в Израиле разразился беспрецедентный скандал, затрагивающий крайне чувствительную сферу личных и должностных взаимоотношений в высшем командовании ЦАХАЛа. Никогда прежде противоречия между главой правительства и начальником Генерального штаба не носили столь явный, доступный широкой общественности характер.

Для Эхуда Барака, утратившего парламентское большинство, растерявшего половину членов своего кабинета и пережившего острый конфликт в собственной канцелярии, вся эта история совсем некстати. Даже если основная вина за произошедшее ляжет на Шауля Мофаза, неспособность главы правительства и министра обороны организовать нормальную работу Генштаба будет записана в "минус" Бараку, сделавшись весомым довеском к прочим претензиям в адрес премьер-министра.

Такая оценка является практически неизбежной еще и потому, что последней каплей, переполнившей терпение Мофаза, некоторые обозреватели считают пренебрежительное отношение главы правительства к срочным финансовым нуждам армии. О своем решении сократить оборонный бюджет, означающем неминуемый крах целого ряда программ модернизации ЦАХАЛа, Эхуд Барак сообщил Шаулю Мофазу на аэродроме, перед очередным вылетом за границу. Не имея возможности защитить свою позицию перед лицом правительства, Мофаз дал волю собственному недовольству и поставил премьера в весьма щекотливое положение.

Московский защитник

Выясняется, однако, что у главы израильского правительства имеются преданные друзья и защитники в самых неожиданных местах. На этой неделе в Москве состоялось торжественное открытие Еврейского общинного центра в Марьиной роще – на том самом месте, где стояла когда-то сгоревшая хасидская синагога, памятная многим читателям и авторам "Вестей". Церемонию почтил своим участием президент России Владимир Путин, отношения которого с еврейскими "олигархами" служат в последнее время пищей для многочисленных и противоречивых комментариев.

Среди участников торжества был и председатель партии Исраэль ба-алия Натан Щаранский, покинувший недавно правительство Эхуда Барака из-за политических разногласий с премьер-министром. В некоторый момент Путин обратился к Щаранскому и после нескольких вежливых фраз сказал ему: "Ну, вы уж не обижайте там слишком сильно Эхуда Барака. Хороший все-таки парень".

Удивившись столь откровенной заботе российского президента о личной судьбе израильского премьера, Щаранский ответил Путину: "Дело не в Бараке, а в Иерусалиме. Если вы пообещаете мне от имени Российской Федерации, что Иерусалим останется единой и неделимой столицей Израиля, мы, так и быть, не станем обижать вашего протеже". После этого Путин обратился с Щаранскому с совсем уже неожиданным предложением: "Знаете, Натан, почему бы нам с вами не пообедать вместе и не побеседовать на эту тему?".

Щаранский не знал, насколько серьезно следует относиться к этому приглашению и даже не стал отменять свой обратный билет в Израиль, полагая, что брошенная Путиным фраза ни к чему не обязывает российского президента. Тем не менее, на следующий день его пригласили на частную аудиенцию в Кремль, и Щаранский, свернув с дороги, ведущей в аэропорт "Шереметьево", отправился на встречу с президентом России.

Беседа с Путиным продолжалась полтора часа – без свидетелей и формальностей официального протокола. В ходе этого разговора президент России пытался понять, существует ли формула урегулирования израильско-палестинского конфликта, включая соглашение по Иерусалиму, на которую мог бы согласиться сам Щаранский, полагая, что в этом случае она окажется приемлемой и для большинства израильтян.

Лидер ИБА настаивал на том, что раздел Иерусалима не может быть одобрен еврейским народом, для которого этот город является средоточием исторических устремлений. "Когда мой процесс подошел к концу, свое право на последнее слово я использовал для того, чтобы произнести "Ле-шана ха-баа би-Йерушалаим", - напомнил Натан Щаранский бывшему директору ФСБ. - Это не было пустым жестом. Иерусалим связывал и связывает все поколения еврейского народа, все его общины. Попытка разделить этот город не получит поддержки в кнессете и в ходе референдума".

По мнению Щаранского, Владимир Путин лучше, чем официальные российские инстанции, ведающие проблемами Ближнего Востока, осознает сложность израильской ситуации. "Совершив семейную поездку в Израиль, я не мог не восхититься тем, как уверенно смотрят в будущее жители этой маленькой страны, окруженной со всех сторон сильными недругами", - сказал российский президент своему израильскому гостю.

В ходе беседы создалось впечатление, что между Израилем и Россией существует определенный паритет: никто на Западе не понимает чеченскую проблему и опасность исламского фундаментализма так хорошо, как израильтяне. А Россия относится сегодня к стратегическим проблемам Израиля едва ли не с большим пониманием, чем наши традиционные союзники. Впрочем, кремлевская беседа Щаранского с Путиным носила частный характер и не сопровождалась выработкой формулировок для официального коммюнике.

"Вести",
21 сентября 2000г.