Наоми ( Гертруда Ланда )

Давным-давно, когда на свете было еще так много чудесного и таинственного, в одном большом городе у границы африканской пустыни жил старый сапожник по имени Хонеим. Он был еврей, и разноплеменные жители этого города считали его колдуном. В самом деле, Хонеим был человек не совсем обыкновенный: только взглянув на покупателя, он сразу определял, насколько тот богат или беден, и никогда не позволял никому купить такую пару сапог, за которую человеку было бы трудно заплатить.

Хонеим продавал сапоги всех сортов, и его лавка на главном городском базаре представляла собой интересное зрелище. Сотни пар всевозможной обуви различных размеров, вида и цвета были аккуратно расставлены на полках и на полу или свешивались с потолка. Хонеим никогда не спрашивал, какого размера нужны сапоги или сандалии. Посмотрит он на покупателя и сразу даст ему обувь того самого размера, покроя и цвета, какие человеку нужны; и обыкновенно первая же пара, которую он предлагал, оказывалась самой подходящей.

Если, приметив три пары, покупатель не был удовлетворен, то Хонеим говорил ему:

- У меня нет таких сапог, какие ты требуешь; поищи их в другом месте.

Затем он садился за книгу и больше не отвечал ни на какие вопросы.

Если покупатель хотел непременно приобрести такие сапоги, которые были ему не по карману, то странный сапожник говорил ему:

- Дешевле сказанной цены я эти сапоги продать тебе не могу, а эта цена для тебя слишком дорога; значит, не суждено нам с тобой сговориться. Да будет же мир с тобою!

И сейчас же, прекратив беседу, молча погружался в изучение своей книги.

Однажды какой-то молодой араб подъехал на верблюде к лавке и залюбовался обувью. Хонеим это видел, но не обратил на него внимания. Араб, полагая, что сапожник его не замечает, заставил своего верблюда опуститься на колени, потихоньку слез с него и вошел в лавку. Хонеим по-прежнему не смотрел на него.

- Почтенный, - сказал араб, - я хочу купить пару сапог.

- А зачем? - спросил Хонеим, не отрывая глаз от книги.

- Зачем? Затем, для чего сапоги покупают, - чтобы носить их.

- Тебе сапоги не нужны, - ответил Хонеим, обернувшись к арабу. - Ты - сын пустыни; живешь ты не в городе; шатер твой стоит среди песчаной равнины, где сапоги совсем бесполезны. Ты приехал в город купить убор для своего верблюда и уже истратил немало денег. Я тебе ничего продать не могу.

Араб был удивлен.

- Откуда ты знаешь обо всем это? - воскликнул он.

- Не спрашивай Хонеима, откуда он знает о том, чего другие не знают, - отвечал сапожник. - Разве я тебе не правду сказал?

- Истинную правду! - ответил араб, еще более удивленный странными речами сапожника. - Но может быть, тебе кто-нибудь рассказывал обо мне раньше?

- Не трать слов попусту, - был ответ Хонеима. - Кто в этом большом городе может знать о тебе и о том, что ты сегодня приедешь!

- Правда, правда, - сказал задумчиво араб. - Ты странный сапожник. А может быть, ты колдун?

- Не дано тебе, сын пустыни, постигнуть тайны, которых и я тебе не открою, - ответил ему Хонеим. - Однако, ты уже слишком замешкался в городе. Торопись к шатрам своего племени, пока не постигло тебя несчастье. Ты не знаешь нравов большого города; удались же с миром.

Араб разгорячился.

- Кто ты, что смеешь так говорить со мной? - спросил он гневно. - Ты ведь только сапожник, а я сын князя пустыни. Мой отец очень богат, он владеет огромными табунами верблюдов…

- Я вижу лишь одно, что ты - сын пустыни и не знаешь нравов города, - ответил Хонеим спокойно. - Иди с миром, говорю я тебе, и наслаждайся богатством отца твоего князя. Не разбрасывай этого богатства на покупку обуви, которая тебе в пустыне совсем не нужна.

Араб сел на ковер, разостланный посреди лавки.

- Я не сойду с этого места, - крикнул он, - пока не выберу себе пару сапог. Бывают ведь случаи, когда и для сына пустыни нелишне украсить свои ноги изделиями вашего города.

Хонеим проницательно посмотрел на молодого араба. Улыбнувшись, он сказал:

- Та, к которой влечет тебя сердце, будет любить тебя больше, если ты не станешь брать пример с легкомысленных городских юношей. Она ведь тоже дочь князя и дитя пустыни; а скажи мне, разве она когда-нибудь носила башмаки?

Араб вскочил:

- Откуда ты все это знаешь?

Хонеим усмехнулся:

- Не сказал ли я тебе, что ты напрасно будешь спрашивать об источниках моих знаний. Довольно с тебя, если я еще скажу, что ты любишь одну из красавиц пустыни. Объясни мне, почему ты не спросил у меня башмаков для этой девушки? А у меня, как видишь, большой выбор обуви для маленьких женских ног.

- Она не стала бы их носить, - печально ответил араб, перестав удивляться речам Хонеима.

- А тогда ей вряд ли было бы приятно видеть сапоги и на твоих ногах, - сказал Хонеим.

На этот раз араб улыбнулся.

- Ты, мне кажется, мудрый и удивительный человек, но ты уже стар и, как я вижу, не очень-то знаешь женский характер. Если бы я в своей пустыне появился в красных сапогах, то я выделился бы из всей нашей молодежи и заслужил бы особое расположение моей княжны.

Хонеим вздохнул:

- Если ты так в этом уверен, то мне трудно будет разубедить тебя. Ты упрямый юноша, и многому еще тебе надо поучиться. Так и быть, я покажу тебе свой товар. Но будь осторожен: я предупредил тебя, а слова Хонеима нельзя пропускать мимо ушей.

- Помалкивай! Ведь ты всего лишь сапожник, - крикнул араб. -День клонится к вечеру, а я должен вернуться домой до захода солнца. Покажи-ка мне скорее пару хороших сапог.

Хонеим поставил перед арабом несколько пар сапог, но они ему не понравились.

- Эти сапоги годятся для городского нищего, а не для княжеского сына. Мне нужно что-нибудь очень красивое…

- Но предупреждаю, у тебя не хватит денег на такие сапоги, - сказал Хонеим.

- Довольно! Надоели мне твои дерзкие слова! - разозлился араб. - Помни, что я сын богатого и могущественного князя, а ты - собака, несчастный сапожник, только и всего!

Хонеим сверкнул глазами.

- Кто назвал меня собакой, тому будет о чем пожалеть, - сказал он, не повышая голоса.

Араб нахмурился. Слова старика немного смутили его, но уж очень ему хотелось купить себе сапоги. Вдруг он увидел великолепные красные сапоги с золотой вышивкой.

- Вот эти мне нравятся! - сказал он. - Уверен, на них благосклонно посмотрят и ясные очи моей красавицы. Дай-ка мне примерить, в пору ли они мне.

Не говоря ни слова, Хонеим подал сапоги, и араб чуть не закричал от радости: они были ему как раз по ноге. Он поднялся с ковра и гордо прошелся по лавке.

- Я беру у тебя эти сапоги, Хонеим!

- Ты еще не спросил о цене, - ответил сапожник.

Араб вынул из кошеля золотую монету и протянул ее Хонеиму.

- Вот этого вполне достаточно, - сказал он. - Получи, сколько следует, и дай мне сдачи. Мне давно пора ехать. Хочу, чтобы моя будущая невеста сегодня же увидала меня в этих сапогах.

- Ты слишком спешишь, сын пустыни, - ответил Хонеим. - За золото ты этих сапог не купишь.

- Как так? - удивился араб.

- За них, - медленно отвечал Хонеим, - ты можешь заплатить только верблюдом - вот таким, какой привязан у дверей.

- Вздор! - крикнул араб. - Ты сам не знаешь, что говоришь. Мой верблюд стоит больше, чем двадцать пар таких сапог. Это одни из лучших верблюдов в табуне моего отца. Такой верблюд годился бы для самого царя.

- Таковы же и эти сапоги, - возразил Хонеим. - Перестань торговаться со мною. Ты не можешь иметь одновременно и сапоги, и верблюда.

- Странны мне твои слова. Что ты хочешь ими сказать? - спросил араб.

- Хонеим не бросает слов на ветер да и не повторяет их, - ответил сапожник. - Не относись презрительно к тому, что я говорю. Я продам тебе другую пару сапог, чтобы хватило твоей золотой монеты.

- Мое предположение, кажется, было верно, - сказал араб, - ты, по-видимому, колдун, и сапоги твои волшебные.

- Может быть, - ответил Хонеим, пожимая плечами. - Помни, что я тебя предупреждал.

- Знать я не хочу твоих предупреждений! - сердился араб. - Я сын князя пустыни, и в нашем племени трусов нет. Не боюсь я твоего колдовства и непременно возьму эти сапоги!

- Только отдав за них верблюда, - спокойно ответил Хонеим.

Напрасно араб торговался и упрашивал, Хонеим едва ли слушал его. Он взялся за книгу и был глух ко всем уговорам араба. Тогда тот пришел в ярость разразился угрозами, но и этим ничего не достиг. Хонеим даже не отвечал ему.

Раз шесть араб влезал на своего верблюда, опять слезал с него, возвращался в лавку и снова принимался торговаться; но Хонеим молчал и продолжал читать книгу. Наконец араб сел на верблюда и, удаляясь от лавки, в бешенстве крикнул на всю площадь:

- У-у, собака!

Хонеим медленно поднялся и посмотрел ему вслед.

- Легкомысленный сын пустыни, он не хочет слушать моих предупреждений; так скоро он убедится, что они были не напрасны.

И сапожник вновь погрузился в чтение книги.

Спустя немного времени за городские ворота, ведущие в пустыню, выехал молодой араб на своем верблюде. Он был очень сердит, видимо, не мог успокоиться после неудачи. Вдруг он остановил верблюда и с криком радостного изумления соскочил на землю: перед ним лежал красный сапог.

- Да ведь это точь-в-точь один из волшебных сапогов Хонеима! Хотел бы я знать, как он попал сюда?

Но на дороге не видно было ни одного человека. Да и второго сапога поблизости не оказалось.

С гневом швырнул он сапог на дорогу:

- На что мне один сапог?! Только время теряю я тут напрасно, а уж темнеет.

Поспешно взобрался он на верблюда и быстро поехал дальше. Однако, не проехал он и версты, как увидел на дороге другой сапог. Он слез с верблюда и поднял его.

- Это как раз пара к тому сапогу! - воскликнул араб. - Вероятно, их кто-нибудь купил, а потом растерял на дороге. Как же я глуп был, что первого не поднял. Теперь у меня была ба целая пара и притом даром.

Солнце уже зашло. До своего табора арабу оставалось недалеко. Он посмотрел вокруг. На пустынной дороге по-прежнему никого не было видно.

- Надо вернуться, - подумал араб, и привязав верблюда к дереву, пустился во всю прыть назад. Через несколько минут он был уже на том месте, где лежал первый сапог, и, счастливый и радостный поднял его.

- Могу теперь посмеяться над колдуном. Сапоги я все-таки получил, и не только что верблюда, а и совсем ничего за них не отдал.

И быстро помчался опять к своему верблюду.

Вдоль дороги лишь кое-где росли одинокие деревья, и араб сразу узнал то место, где оставил привязанным верблюда: тут по-прежнему лежал другой найденный красный сапог. Но верблюда не было… Несколько раз пробежал араб по дороге взад-вперед, но нигде - никого: живой души за версту не видно, а верблюда и след простыл.

Усталый и грустный, поплелся молодой араб к шатрам своего отца, в ту сторону, где догорала вечерняя заря, красная с золотыми переливами; цветом своим она напоминала арабу те сапоги, которые нес он теперь с собой.

"Ты не можешь иметь одновременно и сапоги и верблюда!" - это было предостережение, - размышлял араб, - а я его не послушал. Что-то я теперь скажу отцу и княжне?"

Было уже темно, когда араб добрался до своего лагеря. Отец поджидал сына, а возле него сидела красавица-девушка.

Юноша подошел с поклоном.

- Ты возвращаешься пешком и один. А где же твой верблюд? - спросил отец.

- Его у меня украли.

Глаза отца сверкнули, и он готов был сказать гневное слово. Но не успел он его произнести, как голос девушки, певучий и нежный, спросил:

- Но, конечно, ты что-нибудь принес с собою?

- Я принес сапоги от Хонеима, - ответил юноша и развернул свой плащ, в который были завернуты сапоги. Но сапог там не оказалось.

- И они исчезли! - сказал он печально. - Надо мною подшутил волшебник, но я сам в этом виноват: он меня предупреждал, а я не послушался.

Девушка громко рассмеялась, засмеялся и отец; собрался весь табор, и все принялись хохотать над неудачником!

Случай этот сохранился в памяти народов Востока и даже стал пословицей. Если кто, добиваясь своей цели, ее не достигнет, а только сам себе навредит, о нем говорят:

- Вернулся с сапогами Хонеима.