Исаак Башевис-Зингер

Не всегда Шлемиэль из Хелма сидел безвылазно дома, и супруга его не всегда торговала овощами на рынке. Папаша Шлемиэлевой жены был человек со средствами и дал за дочкой неплохое приданое.

Вот Шлемиэль и решил вскорости после свадьбы пустить приданое в оборот. Прослышал он, что в Люблине можно задешево купить козу, и отправился в Люблин. Он хотел козу дойную, чтобы хватало молока сыр варить и тот сыр продавать. И купил он у торговца скотом козу с выменем, до полу молоком оттянутым. Не торгуясь заплатил пять гульденов, обвязал шею козы веревкой и повел ее домой, в Хелм.

А дорогой остановился Шлемиэль в Пяске, местечке, знаменитом своими ворами и обманщиками. Кто ж о том и не знал, кроме Шлемиэля? Привязал Шлемиэль козу под вязом возле трактира, а сам зашел внутрь - перекусить.

Стопку водки заказал, на закуску к ней - печенки рубленой с луком, да еще супу куриного с лапшей, а на сладкое - чаю с медовой коврижкой. Деловому человеку да при удаче - отчего ж и не пообедать как следует? Да начал-то он с водки. Вот она ему в голову и ударила. Расхвастался он перед трактирщиком - что за дивную козу повезло ему купить в Люблине. "Вот покупка так покупка, - вещает, - молодая коза, здоровая, а молока дает за троих".

Слушает трактирщик, на ус мотает. Обманщик он был, каких и в Пяске немного. И был у него козел, старый, с бородою седой, с рогом обломанным, на один глаз кривой. А уж хилый - в чем только душа держится, мясник и тот не захотел его купить. Слушал трактирщик, слушал, как Шлемиэль свою козу нахваливает, а потом вышел во двор и подменил его козу своим козлом. Собрался Шлемиэль домой, отвязал свою животину, и так он занят был мыслями о молоке и сыре да о близком богатстве, что за весь обратный путь до самого Хелма и не взглянул на нее ни разу.

А в Хелме собрались все домашние поглядеть на первую покупку Шлемиэля: тут и тесть, и теща, и шурины, и золовки, и соседи с приятелями. Дождались Шлемиэля - высыпали во двор встречать его. А тот еще ворот не отворил, а уже знай нахваливает - и сильная эта коза, и дойная. А в ворота за ним облезлый козел входит, на один глаз кривой. Тут все и рты разинули от изумления. Тесть за собственную бороду схватился. Теща руками всплеснула. Мужики молодые рассмеялись. Молодки захихикали. Тесть опомнился первым и говорит: "Так это, по-твоему, молодая дойная коза? Это ж дряхлый козел, полудохлый!"

Шлемиэль хотел было спорить, да тут впервые разглядел, что за животину он домой привел. Козла старого вонючего! Раз себя Шлемиэль кулаком по лбу! Два по лбу! Ах, обманщик чертов - торговец! Да когда ж успел он надуть Шлемиэля? Никак того Шлемиэль сообразить не мог. В бешенство пришел Шлемиэль, ночь провел без сна, а наутро собрался опять в Люблин: к порядку призвать обманщика торговца скотом, дурного козла вернуть, хорошую козу себе забрать.

По дороге снова зашел он в Пяск, в тот же трактир заглянул. Рассказал трактирщику, как надули его в Люблине, как идет он назад, либо дойную козу себе вернуть, либо деньги обратно получить. И пусть только заартачится продавец - он дойдет и до полицмейстера. А у трактирщика с полицией уже бывали дела, и все малоприятные. Смекнул он, что если нарядят следствие, то доберутся до него, а ему того не очень-то надобно.

И пока Шлемиэль на все корки нес люблинского жулика-торговца, трактирщик слушал его, головой кивал и приговаривал: "Кто ж не знает люблинских купцов да дельцов. Все они отпетые обманщики. Гляди, чтобы во второй раз не надули".

Жалуясь, Шлемиэль не забывал трудиться над обедом, а трактирщик вышел во двор и в другой раз подменил козла козою. Только и на этот раз Шлемиэлю, когда он в путь ртонулся, недосуг было посмотреть, кого он за собою ведет, - так он занят был своими гневными мыслями.

Вот пришел Шлемиэль к люблинскому торговцу и ну его стыдить, и ну ему угрожать! Удивился лукавый торговец. Пальцем в Шлемиэлеву козу тычет: что такое? И вправду, молодая коза, вымя до полу. Глянул тут Шлемиэль - и аж дара речи лишился. А когда отошел маленько, то и говорит: "Ничего не понимаю. Видно, мне это все мерещится..." Прощения попросил он смирнехонько, да и побрел себе в Хелм. А по дороге снова в Пяске остановился подкрепиться. Заказал он курицу и галушки с картошкой. И стопку водки, чтоб отпраздновать удачную все-таки покупку. Тут уж не мог трактирщик, вор прожженный, обманщик прирожденный, удержаться. От себя Шлемиэлю вторую стопку поднес, а сам во двор: вновь козу козлом подменивать.

Шлемиэль из трактира выбрался - а уж ночь на дворе. Был он слегка под мухой, и если бы даже захотел, - едва ли мог разобрать, кого он там на веревке за собой тащит.

Ну и скандал, ну и тарарам поднялись в Хелме, когда Шлемиэль во второй раз вонючего козла вместо молодой козочки привел. Злая молва быстро бежит, весь город точно с цепи сорвался. Собрался совет мудрецов-старейшин. Судили они - рядили семь дней, семь ночей. И решение такое вынесли: не иначе как по дороге из Люблина в Хелм козочка в козла обращается. Посему издали они закон: запрещается любому жителю Хелма приводить коз из города Люблина. А старый вонючий козел скоро околел, и так Шлемиэль потерял третью часть приданого своей жены.

Долго ли, коротко ли, оправился Шлемиэль от неудачи в Люблине и решил попытать счастья в Лемберге. С трудом добрался он в Лемберге до трактира, потому что улица вся была запружена народом, что глазел куда-то и прислушивался к часто повторявшимся звукам трубы. Шлемиэль почти не спал по дороге в Лемберг и не чаял добраться до постели. В трактире подозвал он слугу и спросил, что все это столпотворение и трубный глас значат. Сказал ему слуга, что в доме через дорогу случился пожар и прибыли пожарные. Они и трубят - огонь тушат. Но огонь уже угасает, в трактире никакой опасности нет. Успокоился Шлемиэль и отправился на боковую.

Проснувшись по утру, спустился Шлемиэль вниз и стал приставать к постояльцам с расспросами: с чего пожар начался, да долго ли горело, да скоро ли потушили. "Неужели сбили пламя простым дутьем в трубы?" - охота было ему знать.

А постоялец, к которому Шлемиэль обратился, был на весь Лемберг известен как хитрющий вор. Услыхал он такой вопрос - и тут же сообразил, что здесь можно поживиться. "Ага, - говорит, - тут у нас в Лемберге есть такие трубы, что гасят огонь. Стоит подуть - огонь и унимается".

Шлемиэль рот раскрыл от изумления. Много наслышан он был о чудесах города Лемберга, но про противопожарную трубу слышать ему еще не приходилось. "Ах, как пригодилась бы такая труба в Хелме, - подумал он, - дома-то там деревянные, соломой крытые".

- А что за такую трубу возьмете? - решил прицениться Шлемиэль.

- А двести гульденов, - отвечал собеседник.

Двести гульденов - деньги немалые. Это большая часть того, что осталось от приданого его супруги. Но пораскинул Шлемиэль умом - и решил, что такая труба дороже денег. Сколько пожаров в Хелме каждый год, особенно по летнему времени. Дома и даже целые улицы выгорают начисто. Есть, конечно, несколько пожарных в Хелме. Все их снаряжение - тележка, древней клячей запряженная. И бывает, пока подъедет тележка с одной-единственной бочкой воды, все уже дотла сгореть успевает. Нет никакого сомнения, думает Шлемиэль, что хозяину пожарной трубы она принесет целое состояние. И сказал Шлемиэль своему собеседнику, что он не прочь приобрести такую трубу. А тому только того и надобно. Часу не прошло, приволок он здоровенную медную трубу, да еще и с писаной гарантией, что когда в нее дуют, она огонь тушит.

Шлемиэль был вне себя от радости. Уж на этот раз он наверняка разбогатеет.

Воротился Шлемиэль в Хелм, дивную трубу из города Лемберга домашним и соседям показывает. Молва о противопожарной трубе облетела весь Хелм. Стали люди рядить да судить: кто верит, что пожар трубой потушить можно, а кто наоборот - считает, что Шлемиэля опять облапошили. Конечно, дойди дело до совета старейшин, хелмские мудрецы быстро разрешили бы спор, но как раз было лето, и по летнему времени совет не собирался.

Тесть Шлемиэля в трубу не верил. "Это точь-в-точь как с тем козлом", - говорил он. Шлемиэлю же не терпелось показать, на что способна труба, и решил он поджечь дом тестя, но, конечно, так, чтобы задуть огонь трубою прежде, чем он натворит бед.

Дом тестя был старый, сухой, из выдержанного дерева. Вспыхнул он как спичка. Шлемиэль поднял трубу и дунул в нее. Дул он, дул в трубу, но огонь не унимался. Шлемиэль дул изо всех сил, пока сам не свалился от усталости замертво. Но дом сгорел дотла. Люди-то спаслись, а вот пожитки все-все сгорели.

Тут уж, хоть и лето, собрались старейшины на срочный совет. Семь дней, семь ночей судили да рядили и так порешили: эта труба гасит пожары в Лемберге, но по неизвестным причинам силу свою чудодейственную в Хелме теряет. Гронам Бык предложил закон, запрещающий ввозить противопожарные трубы из Лемберга в Хелм. И закон тот был принят единодушно, и Файвел Тугодум своею рукой записал его в книгу.

Так Шлемиэль лишился приданого своей жены и спалил дом своего тестя. Однако мысли заняться выгодным делом он не оставил. Но раз в Люблине и в Лемберге его преследовали неудачи, он решил торговать каким-нибудь местным товаром в самом Хелме.

В Хелме варили расчудесный сладкий самогон, любимый напиток Шлемиэля. И вот он решил закупить целый жбан самогона и торговать им распивочно на рынке - по три гроша стопка. Если, вычислял Шлемиэль, распродать за день полный жбан, то выгода будет - три гульдена ежедневно. На этот раз жена Шлемиэля отправилась вместе с ним на рынок - решила помогать ему. Денег у Шлемиэля вовсе не было. Но жена заложила брошку, и они купила жбан самогона.

Весь следующий день они устраивали себе место на рынке. Расставляли на прилавке стопки вокруг жбана и примерялись, как будут зазывать прохожих: "А вот кому самогон сладкий, принимай с устатку, душу освежает, беду как рукой снимает. Самогон хороший - за стопку три гроша".

Конечно, в Хелме любителей самогона - хоть отбавляй. Да только три гроша за стопку - дороговато. С утра один покупатель взял стаканчик и заплатил три гроша одной монетой. Но потом прошел час, за ним другой, а там и третий, а других покупателей все не было. И Шлемиэль начал терять терпение. Он так издергался и устал, что ему самому захотелось выпить. Взял он в руку трехгрошовую монету и говорит жене: "Это чем же мои деньги хуже денег других покупателей? Вот тебе три гроша - налей-ка мне стопку".

А жена Шлемиэля подумала: в этом есть резон - и сказала: "Добро, Шлемиэль, ничем твои деньги не хуже". И подала ему стопку. Выпил Шлемиэль и даже губами причмокнул: хорош самогон! Немного времени прошло - жену Шлемиэля тоже стала донимать жажда. Вот она и говорит Шлемиэлю: "А мои три гроша чем хуже? Ну-ка поднеси и мне стаканчик за мои деньги".

И так они весь день продолжали покупать друг у друга самогон. А к вечеру выяснилось, что жбан уже почти пустой, а выручки всей - одна монета в три гроша.

Как же так вышло, - пытались они сообразить, - где же ошибка? Ведь весь день торговали, почти полный жбан продали, а выручки не видать. Вряд ли, думал Шлемиэль, даже сам совет мудрецов смог бы объяснить, куда девались все деньги, которые они с женой за день выплатили друг другу.

Так закончились попытки Шлемиэля заняться торговлей. И с тех пор его жена стала торговать овощами на рынке. А Шлемиэль сидел дома. А когда у них пошли дети, стал присматривать за детьми. А еще он кормил кур, которых его супруга держала в запечье.

Тесть Шлемиэля так обозлился на зятя, что перебрался в Люблин. За всю историю Хелма это был первый случай, что кто-то из его жителей отправлялся искать счастья на чужой стороне. Но жена Шлемиэля, хоть она и ворчала по временам, продолжала восхищаться своим мужем.

Шлемиэль частенько говаривал ей: "Вот если б наша козочка по дороге из Люблина не превратилась бы в козла и если бы противопожарная труба сохраняла свою силу и в Хелме, не было бы сегодня в местечке человека богаче меня".

На что супруга Шлемиэля всегда отвечала: "Может, ты и беден, Шлемиэль, но зато ты мудр. А такая мудрость, как твоя, редкость даже в Хелме".