Исаак Башевис-Зингер Обычно на Хануку дорога из деревни в город бывает покрыта снегом. Но в этот год зима выдалась мягкая. Уже Ханука на носу, а снега нет как нет. Почти все время было солнечно. И крестьяне жаловались, что погода сухая и белоснежная и что озимые не уродятся. Вылезла новая трава, и крестьяне выгнали скот на пастбища. Для скорняка Реувена год выдался особенно скверный. Он прикидывал так и эдак и в конце концов решил продать козу Злату. Все равно она была стара и давала мало молока. Этих денег хватило бы на ханукальные свечи, картошку и масло для латкес1, на подарки детям и на всякие другие праздничные расходы. И Реувен велел старшему сыну Аарону отвести козу в город. Аарон понимал, для чего отводят козу к Файвелу, но не смел ослушаться отца. Мать его, Лия, вытерла краем передника слезы, когда услышала эту новость. А младшие сестры Хана и Мириам, заплакали в голос. Натянул Аарон пиджачок и, прихватив два куска хлеба с сыром, чтобы перекусить по дороге, отправился в путь. Он рассчитывал добраться с козой до города к вечеру, переночевать у мясника и наутро вернуться домой с деньгами. Злата стояла спокойно и дружелюбно глядела вокруг, пока вся семья прошлась с нею и Аарон надевал ей веревку на шею. Только лизнула Реувена в руку. Да еще потрясла белой бородой. Злата доверяла людям. Ведь они всегда кормили ее и не делали ей вреда. Но когда Аарона вывел ее на дорогу в город, она, казалось, удивилась. Никогда прежде ее не водили в этом направлении. И она словно спрашивала взглядом: "Куда это ты ведешь меня?" Но потом она, видно, решила, что козе не положено задавать вопросы. Ее развлекала дорога: они шли мимо неизвестных ей полей и пастбищ, мимо ибо под соломенными крышами; один раз за ним погнались с лаем собаки, и Аарону пришлось отогнать их палкой. Солнце ярко светило, когда Аарон вышел из деревни. Но внезапно погода переменилась. С востока наползла большая сизая туча с иссиня-черным брюхом: она быстро закрыла собой все небо. Задул холодный ветер. Низко летали вороны, надрывно каркая. Сперва казалось, что вот-вот пойдет дождь. Но, как бывает летом, начал падать град. День только начинался, но уже стемнело, как и сумерки. А чуть позже град сменился снегопадом. За свои двенадцать лет Аарону приходилось видеть любую погоду, но такого снега он не помнил. Снег падал плотной пеленой, застилая дневной свет. В короткий срок дорогу засыпало полностью. Ветер стал ледяным и пронизывающим насквозь. Дорога в город была узкая и извилистая. И теперь Аарон больше не знал, где находится. Кургузая курточка не спасала от холода, он продрог до костей. Злата сперва не обращала внимания на перемену погоды. Ей тоже было двенадцать лет, и она прекрасно знала, что такое зима. Но теперь ее ноги все глубже и глубже увязали в снегу, и она, повернув к Аарону голову, смотрела на него с изумлением. "Что это мы делаем здесь, на дороге, в такую дурную погоду?" - спрашивал ее мягкий взгляд. Аарон с надеждой высматривал какую-нибудь крестьянскую повозку, но им не встретилось ни одной. Снег становился все гуще, падая крупными крутящимися хлопьями. Сквозь его толщу Аарон ощущал под сапогами рыхлость пашни. Стало ясно, что они сбились с дороги. Непонятно было, где восток, где запад, в какой сторон деревня, в какой город. Ветер свистел, выл, закручивал снежные вихри. Казалось, белые черти затеяли игру в пятнашки на снегу. Белая пыль поднималась с земли. Злата остановилась. Она не могла идти дальше. Упрямо и безнадежно она уперлась расщепленными рогами в землю и блеяла жалобно, точно просилась домой. С бороды у нее свисали сосульки, рога обмерзли. Аарон не хотел предаваться страху, но он понимал, что, если не найдет укрытия, они замерзнут насмерть. Это была не просто буря, а настоящий буран. Снег уже доходил им до колен. Руки у Аарона закоченели. Пальцев ног он просто не чувствовал. Он задыхался при каждом вдохе. Нос был как деревянный, и пришлось растереть его снегом. Блеяние Златы стало похоже на плач. Люди, которым она доверяла, заманили ее в злую ловушку. Аарон стал молиться Богу - за себя и за безвинное животное. Вдруг невдалеке заметил он что-то вроде холма. "Что бы это могло быть? - подумал он.. - Непохоже чтобы разом намело такой большой сугроб." Он сделал несколько шагов вперед, таща Злату за собой. И приблизившись к странному предмету, догадался, что это здоровый стог сена, занесенный снегом. Аарон понял, что они спасены. С превеликим усердием он принялся за дело. Он был деревенский мальчишка и знал, что делать. Разгребая снег, он добрался до сена и вырыл в нем гнездо для себя и Златы. Неважно, что снаружи лютый мороз, внутри стога всегда тепло. Да сверх того сено - отличная еда для Златы. С минуту коза обнюхивали стог, а потом успокоилась и принялась жевать. Снаружи продолжал валить снег. Он быстро завалил проход, который разгреб Аарон. Но мальчик и коза должны были дышать, а воздуха к ним почти не поступало. Аарон проделал отверстие, что-то вроде оконца, в сене и снегу и прочищал его время от времени, чтобы оно не забивалось снегом. Злата теперь наелась, уселась на задние ноги и, казалось, полностью восстановила доверие к человеку. Аарон проглотил свой хлеб с сыром, но остался голоден после трудного путешествия. Он поглядел на Злату. Вымя ее было полно молока. Он лег рядом с нею так, чтобы молоко стекало ему прямо в рот, и потянул за сосцы. Злата не привыкла, чтобы ее доили таким образом, но не стала возражать. Напротив, ей не терпелось отблагодарить Аарона за то, что он укрыл ее в месте, где стены, пол и потолок были сделаны из еды. Через свое оконце Аарон мог поглядывать на снежный хаос, бушевавший снаружи. Ветер проносил перед ним целые пласты снега. Стояла такая тьма, что нельзя было понять, ночь уже или еще день. Слава Богу, в стогу не холодно. Сухое сено хранит запах луговых трав и полевых цветов, теплоту летнего солнца. Злата непрерывно жевала, она выщипывала сено сперва сверху, потом снизу, а затем принялась за стенки - слева направо. От козы шло во все стороны животное тепло, и Аарон прижался к ней. Он и прежде всегда любил Злату, но теперь она стала ему как сестра. Он был один-одинешенек, отрезан от домашних, и ему хотелось поговорить. -Злата, - обратился он к козе, - что, по-твоему, приключилось с нами? - Ме-е-е, - ответила Злата. -Если бы не этот стог, мы бы, как пить дать замерзли насмерть, - сказал Аарон. - Ме-е-е, - отвечала коза. - Если снег и дальше не утихнет, мы застрянем здесь на несколько дней. - пояснил Аарон. - Ме-е-е, - отозвалась Злата с пониманием. - Да что ты все "ме-е-е" да "ме-е-е"! Сказала бы что-нибудь по человечески. - Ме-ее, ме-е-е, - снова попыталась Злата. - Ну, пусть будет "ме-е-е", - согласился Аарон. - Говорить ты не умеешь, но зато понимаешь меня. Я тебе нужен, а ты нужна мне. Так ведь? - Ме-е-е. Захотелось спать. Аарон соорудил из сена подушку, положил на нее голову и задремал. Злата заснула тоже. Открыл глаза Аарон - и не понял, ночь или день. Снегом забило оконца. Стал расчищать, разгреб на длину руки, но не пробился к свету. Тут он вспомнил, что у него с собой была палка, и палкой пробил отверстие наружу. Снег продолжал падать. Втер по-прежнему выл: только раньше он выл на один голос, а теперь на многие голоса. Иногда в вое ветра слышалось какое-то дьявольское хихиканье. И Злата проснулась. В ответ на "доброе утро" она проблеяла Аарону свое "ме-е-е". Конечно, Златин язык был небогат и состоял всего из одного слова, но зато оно каждый раз значило что-то другое. На этот раз она явно хотела сказать: "Нам положено принимать все, что Бог посылает нам: жару и холод, голод и сытость, свет и тьму". Аарон проснулся голодным. Еду он уже давно съел, но у Златы хватало молока. Три дня Аарон и Злата оставались в стогу. Аарон и прежде любил Злату, но в эти дни привязался к ней еще больше. Она кормила его молоком и согревала своим теплом. И она утешала его своим терпением . Он рассказывал ей всякие истории, и она всегда наставляла ухо и слушала. И когда он гладил ее, она лизала ему лицо и руки. А потом говорила "ме-е-е", и он знал, что это значит: я люблю тебя тоже. Три дня продолжался снегопад. Правда, на второй и третий день снег падал слабее, чем в первый, да и ветер, пожалуй, поутих немного. Порой Аарону казалось, что снаружи никогда не будет, да и раньше не было лета, что снег шел всегда, сколько он себя помнил. И что он, Аарон, никогда не имел ни отца, ни матери, ни сестер. Он снежное дитя, он родился в снегу, Злата тоже. Тихо было в стогу так, что аж звенело в ушах. Аарон и Злата спали не только по ночам, но и добрую часть дня. И во сне Аарону снилась жара и хорошая погода, зеленые поля, деревья в цвету, прозрачные ручьи и поющие птицы. К началу третьей ночи снегопад прекратился, но Аарон не отважился в темноте искать дорогу домой. Небо очистилось, вышла луна, накинувши на снег серебряные сети. Аарон прорыл ход наружу и разглядывал мир. Мир был бел, тих, упоен сновидениями, полными неземного великолепия. Низко нависали над миром крупные звезды. Месяц плавал в небе , как лодка в море. Утром четвертого дня Аарон заслышал звон бубенцов. Стог стоял невдалеке от дороги. Крестьянин, ехавший в санях, указал Аарону путь - не к мяснику Файвелу в город, а домой, в деревню. Сидя в стогу, Аарон решил никогда не расставаться со Златой. И домашние, и соседи искали мальчика с козой, но и следа не могли обнаружить в буран и вьюгу. Боялись, что их уже нет в живых. Мать и сестры плакали, отец крепился и мрачно молча. Вдруг прибежал сосед и сказал, что Аарон и Злата идут по дороге. Ну и радость была в доме! Аарон рассказал, как нашел стог и как Злата кормила его своим молоком. Сестры целовали и обнимали Злату, накрошили ей морковки и картофельных очисток. Злата все это проворно сжевала. Никто уж теперь и не думал продавать Злату. Ударили холода, и крестьяне, как никогда, заказывали много вещей скорняку Реувену. Настала Ханука. Мать Аарона каждый вечер пекла латкес. И Злата тоже получала свою порцию. Был у Златы свой закут, он она частенько подходила к дверям кухни, стучалась рогом в дверь, намекая, что пришла с визитом, и ее всегда принимали с лаской. По вечерам Аарон, Мириам и Хана играли с ханукальным волчком, а Злата сидела возле печки, мигая от света ханукальных свечей. Как-то раз Аарон спросил ее: "Злата, ты помнишь, как мы вдвоем просидели три дня в стогу?" Злата, вытянув шею и рога, затрясла белой
бородатой головой и издала тот единственный звук, которым она выражала
все свои мысли и всю свою любовь.
|
назад |
|