|
Педагогический Альманах |
Ирина Берент, Наталия Гуткина (Нижний Новгород) УЛИЦА В НЕБО Литературно-музыкальная композиция
Музыкальное вступление
(Шесть учащихся, от среднего до старшего возраста, стоят, взявшись за руки, лицом к зрительному залу.) Первый ведущий: Мы посвящаем этот вечер памяти трагической гибели польского писателя, замечательного педагога, воспитателя Януша Корчака, погибшего вместе с детьми детского приюта-интерната в газовой камере концлагеря Треблинка в 1942 году. Второй ведущий (читает отрывок из поэмы А. Галича «Кадиш», посвященной Я. Корчаку): Уходят из Варшавы поезда, Третий ведущий: Окликнет эхо давним прозвищем, Четвертый ведущий: Когда я снова стану облаком, Пятый ведущий: Звезда в окне, и на груди звезда. Педагог: Жил в Польше, в Варшаве, удивительный доктор... Он редко лечил богатых, а все больше ходил по квартирам бедняков и помогал им, не требуя платы. Особенно жалел и любил он детей... Доктор стал писать про них книги. И это были замечательные книги. (Дети, сидящие на сцене, по очереди называют эти книги.) — «Исповедь мотылька». Педагог (продолжает): И многие другие замечательные книги... В этих книгах Корчак писал о том, как взрослые не уважают и не понимают детей, как трудно приходится ребятам в холодном взрослом мире. Шестой ведущий: Вскоре доктор Корчак стал известным писателем, но и тогда он не оставил своих бедняков. Особенно тяжелым в Варшаве было положение еврейской бедноты. Она ютилась в нищенских кварталах. Там было много детей-сирот. Доктор не мог вылечить их, потому что они голодали и жили в сырых каморках. И тогда Корчак решил построить для них детский дом. Первый ведущий: Польское правительство не дало на строительство ни копейки, сам писатель был человеком небогатым, но пожертвовал все свои сбережения, чтобы построить дом. Однако этого было мало. И Корчак обратился к различным благотворительным организациям и просто богатым людям. И деньги были собраны. Второй ведущий: Януш Корчак был и директором, и главным воспитателем, и доктором Дома сирот. Ему помогали педагоги-энтузиасты, которые за скромное жалованье готовы были отогревать, жалеть и воспитывать детишек. (Звучит на идиш еврейская колыбельная песня.) Третий ведущий: По вечерам, когда дети укладывались спать, доктор присаживался на кровать и гладил по голове то одного, то другого и рассказывал сказку. Четвертый ведущий (на фоне мелодии): Одна из сказок, которую начал рассказывать Корчак, называлась «Улица в небо». (Дети младшего возраста выходят на сцену, рассаживаются вокруг ведущего и участвуют в разговоре. Их реплики): Первый: А может, нам не возвращаться в Варшаву? Может, построимся парами, поднимем флажки и с песней двинемся дальше... Второй: Куда? Третий: К солнцу! Первый: Правда, долго надо будет идти. Третий: Ну, а что нам мешает? Спать будем в поле, а на жизнь заработаем. В одной деревне Гешель поиграет на скрипке, — и нам дадут молока, в другой... Четвертый (подхватывает): В другой деревне Ойзер почитает стихи, или Арон расскажет интересную сказку, — и дадут нам хлеба. Пятый: Где-нибудь в другом месте снова что-нибудь споем или в поле работать поможем. Шестой: Для хромого Вайнрауха смастерим коляску из досок и, когда он устанет, повезем его. Мы будем идти так все дальше и дальше. Все вместе спрашивают: Ну, а что дальше? Что потом? Педагог: Эту сказку Корчак доскажет через много лет, перед самой смертью в Треблинке, где оборвется его жизнь и жизнь этих двухсот ребятишек. Первый ведущий: Конец жизни стал трагическим продолжением повести... (Звучит фрагмент из Ленинградской симфонии Шостаковича (идут фашисты)). Второй ведущий: Варшава. Польша. Трагические страницы Холокоста. Уничтожение европейского еврейства во Второй мировой войне. 1942-ой год... Третий ведущий (читает отрывок из поэмы Галича): Эшелон уходит ровно в полночь. Четвертый ведущий: «Юденфрай» Варшава. Познань. Краков. Пятый ведущий: А на Умшлягплаце у вокзала Шестой ведущий: Шевелит губами переводчик. Первый ведущий: Знаменосец, козырек заломом, Педагог: Узнав, что в Доме сирот живут дети из еврейских кварталов, а директор Дома — тоже еврей, немецкое командование отдало приказ — отправить детей в лагерь смерти. Дом был оцеплен солдатами. А Корчаку приказано на следующее утро построить детей и привести их на вокзал. Второй ведущий: Корчак очень просил не забыть Петра Залевского, поляка, бывшего гренадера, инвалида войны, служившего сторожем в Доме сирот. Петр Залевский был убит полицаями во дворе приюта, когда пытался заступиться за детей. Третий ведущий: Он убирал наш бедный двор, Четвертый ведущий: Они ему сказали: «Ты, а ну, иди сюда!» Пятый ведущий: Они спросили: «Как же так?» Третий ведущий: «Но ты ж, культяпый, хочешь жить, Четвертый ведущий: «К чему, — сказали, — трам-там-там, Пятый ведущий: «И здесь она, и там она, Третий ведущий: И вновь спросили: «Ты поляк?» Четвертый ведущий: «Ну что ж, — сказали. — Значит, так?» Третий ведущий: «Ну, что ж, — сказали, — кончен бал! —
Пятый ведущий: И прежде чем пришли покой, Шестой ведущий: О, дай мне Бог конец такой, — Педагог: Утром Корчак построил ребят в стройную колонну. Во главе колонны шел знаменосец и нес зеленое знамя Дома. Немецкий офицер, руководивший погрузкой, узнал в Корчаке автора своих любимых детских книг. Он подошел к нему и тихо сказал: «Господин Корчак, вы можете быть свободным. Я не стану вас задерживать». Корчак отказался. Первый ведущий: Один из участников польского движения Сопротивления, Казимир Дембницкий, с горечью вспоминает: Второй ведущий: «Как случилось, что не мы вывели детей из гетто, чтобы спасти их, а гитлеровцы, чтобы отправить в лагеря смерти? Как мы раньше не смогли уговорить Корчака, чтобы он покинул гетто? Он не захотел разлучаться со своими питомцами, все еще надеясь, что сумеет помочь им». Педагог: Никто не знает, когда Корчак утратил последнюю надежду. То ли тогда, когда детей гнали сквозь строй автоматчиков с собаками, или когда их везли в пломбированном вагоне для скота в Треблинку. А может быть, гораздо раньше. Третий ведущий: В вагоне не хватало воздуха. Дети задыхались и умирали от тесноты и давки — стоя, потому что некуда было упасть. Четвертый ведущий: А может быть, надежда окончательно угасла в самой Треблинке, когда шли «Улицей в небо». Пятый ведущий: «Улица в небо». Так называлась сказка. Шестой ведущий: И так называлась дорога смерти в Треблинке. (Дети на сцене зажигают поминальные свечи.) Педагог: Кто был в Треблинке летом, помнит старую, мощеную булыжником пыльную дорогу. Она вела от железнодорожной платформы к газовым камерам. По этой дороге прошли сотни тысяч людей. Первый ведущий: Стоял солнечный август. День был жаркий и безоблачный. Второй ведущий: Сосны, возносясь в самое небо легкими вершинами, шумно дышали оттуда запахом бора, и казалось, что это сама дорога уходила к солнцу. Третий ведущий: Никто не думал, что дорога окажется такой короткой. От вагонов до газовых камер было всего десять минут пути. Педагог: Что же мог он сделать для двухсот своих детей на пути в газовую камеру? Досказать сказку о путешествии к Солнцу... Сказку, такую же короткую, как жизнь. Десять минут пути. Улица в небо... Двести детей прошли по ней. Они верили, что учитель знает, куда их ведет. Четвертый ведущий: Сердце должно быть добрым... Пятый ведущий: Сердце должно быть добрым, как солнце... Шестой ведущий: Взявшись за руки, дети шли за солнцем... Педагог: Первая и последняя любовь Корчака — это жизнь. Он знал, что только любовь изменит мир, сделает его добрым и разумным. (Все участники встают лицом к зрительному залу.) Первый ведущий (читает продолжение поэмы Галича): Вот и кончена песня, Второй ведущий: Нет, некстати была эта сказка, некстати, Девочка из младших детей: «До свиданья, Варшава!» Третий ведущий: Пусть мы дымом растаем над адовым пеклом, Четвертый ведущий: Но водой, но травою, но ветром, но пеплом Все хором: Мы вернемся, вернемся, вернемся! Девочка: До свиданья, Варшава. (Звучит мелодия «Йерушалаим шель захав». Дети собираются в круг, затем, подняв свечи высоко над головой, медленно, один за другим, покидают сцену. Педагог остается на сцене один. Гасит свою свечу. Смотрит в зал. Музыка смолкает.) Педагог: Золотой Иерусалим... Корчак не мечтал о тебе. Он верил, что всюду в мире есть место для добра, справедливости, любви... Всюду можно быть человеком и оставаться евреем. Прав ли он был? — спрашиваем мы себя сегодня. Прав ли он был, великий гуманист, воспитатель, философ? Действительно ли всюду в мире есть место для добра, справедливости, любви? Всюду в мире?
|