Решение юридического советника правительства по «делу о греческом острове» уже названо Судным днем израильской Государственной прокуратуры. Подобно тому, как разразившаяся в октябре 1973 года Война Судного дня опрокинула стратегические аксиомы израильского Генштаба, отлившиеся к тому времени в многоярусную «концепцию», опубликованное постановление Мени Мазуза опрокидывает целую школу, которая определяла идеологию и поведение израильской правоохранительной системы в последние десятилетия. 76 страниц этого постановления подобны десяткам египетских и сирийских дивизий, перечеркнувших прежнюю догму в течение нескольких минут, самим фактом начавшейся вдруг атаки.
Сказанное Мазузом невозможно проигнорировать, поскольку он, с высоты своего сегодняшнего положения, объявил совершенно несостоятельным уголовное дело, над которым работали в течение нескольких лет лучшие прокуроры страны. На которое был поставлен весь их престиж и которое было проиграно ими не по очкам, а одним ударом – в первые же минуты поединка.
«Собранные улики даже не приближаются к приблизительной вероятности судебного доказательства». «Изученный материал не складывается в единое и устойчивое целое». «Обобщенные тезисы и косвенные доказательства, не имея жесткой увязки с фактором времени, не складываются в картину, которая позволяла бы говорить о составе преступления в действиях обвиняемых». «Оценка изученного материала произведена на уровне студента первого курса, усвоившего только азы юриспруденции».
Все это сказано об обвинительном акте, подготовленном группой ведущих специалистов во главе с Эдной Арбель, занимавшей до недавнего времени пост государственного прокурора и восседающей ныне в Верховном суде. Как это могло произойти? Юридический советник правительства дает возможный ответ на этот вопрос:
«Когда я создавал свою группу экспертов для изучения переданного мне «дела о греческом острове», каждому из членов этой группы было предложено изучить собранный материал в течение недели и представить затем свои соображения. Подобранные мною люди не имели никакого касательства к подготовке этого дела и не связывали своих интересов с тем или иным результатом начавшейся юридической процедуры. Порядок формирования группы Арбель был совершенно иным. Там коллектив, состоявший из твердых сторонников передачи дела в суд, составлялся постепенно. Каждый новый член присоединялся к этому коллективу уже на основе сложившейся рабочей гипотезы. Группа Арбель имела цель, имела позицию, и новых людей в нее привлекали лишь для того, чтобы эту позицию усилить».
Утверждение Мени Мазуза можно свести к тому, что группа Эдны Арбель составлялась неправильным образом и поэтому потерпела фиаско в своей профессиональной работе. Оказавшись в плену «концепции», она выдавала желаемое за действительное и видела в плохо подготовленном корпусе фактов базу для сенсационного приговора премьер-министру. Но внимательно перечитав приведенный выше фрагмент и попытавшись перевести его на обычный язык, лишенный юридической высокопарности, мы получим следующий результат: группа Арбель «шила дело» Ариэлю Шарону и его сыну Гиладу. Слова о том, что эта группа «имела цель, имела позицию» невозможно понять иначе.
Говорят, что в конфликте Арбель с Мазузом столкнулись две школы. Первая видит в уголовном праве средство воспитания общества и, при наличии подозрений, затрагивающих высокопоставленное лицо, стремится любой ценой передать дело в суд. Если убедительных доказательств вины не хватает, их надеются собрать и дополнить уже по ходу процесса. Главным при этом становится высокий градус борьбы с коррупцией и пафос противостояния сильным мира сего.
Вторая школа отстаивает классическое понимание уголовного права, лишенное подобных амбиций и построенное на твердых, общих для всех критериях вины, преступного намерения, доказуемости и т.п. Сам Мазуз упорно подчеркивает, что принятое им решение не является лицеприятным по отношению к главе правительства, не предполагает специальной снисходительности к нему, но также – и специальной, исключительной строгости.
Говорят, что своим решением Мазуз «разрушил последний барьер, отделявший политику от капитала». С другой стороны, говорят, что он спас израильскую прокуратуру от самого скандального судебного провала, который похоронил бы ее репутацию окончательным образом. Разобраться во всех этих мнениях постороннему человеку, скорее всего, невозможно. Ясно однако, что столь очевидный факт столь значительного конфликта в самом высшем юридическом эшелоне страны доказывает неоднозначность тех норм, которые прежде преподносились нам как последнее и неоспоримое откровение демократии.