Политический процесс на Ближнем Востоке, начавшийся в ходе Мадридской конференции (ноябрь 1991) и вступивший в решающую фазу с подписанием Норвежских соглашений (сентябрь 1993), зачастую именуется «мирным процессом». По определению президентов США Джорджа Буша-старшего и Билла Клинтона, в основе этого процесса лежит принцип «территории в обмен на мир». Сие означает, что Израиль - единственная демократия в семитском геополитическом пространстве, занимающая территорию, которая в пятьсот раз меньше совокупной площади арабских государств, - должен поступиться именно тем, чего ему так не хватает: землей. В обмен на это арабские тирании должны обеспечить Израилю то, чего у них нет: мир.
Речь идет о процессе, в результате которого над еврейским государством нависнет реальная угроза физического уничтожения. В 1967 году эту опасность удалось отвести посредством превентивного удара, позволившего Израилю прорвать «границы Освенцима» (определение Аббы Эвена). Но ситуация, к которой идет теперь Израиль, будет не в пример тяжелее той, что имела место накануне Шестидневной войны. Причин для такого утверждения, по крайней мере, две:
от Израиля требуется вживить в собственную утробу заряд взрывчатки в виде «палестинского государства» на околице Гуш-Дана;
огневая мощь, сосредоточенная в руках арабов, а также радиус действия и точность вооружений, которыми они теперь располагают (включая баллистические ракеты), неизмеримо выросли по сравнению с 1967 годом.
При этом важно не только то, что площадь Израиля в границах 1967 года осталась неизменной, но и то, что плотность населения на указанной территории выросла вдвое. Понятно, чем это может быть чревато в случае применения неконвенционального оружия, которым настойчиво обзаводятся противники Израиля.
По приведенным выше причинам в нашей стране сохранялся до недавнего времени широкий национальный консенсус, отрицавший применимость принципа «территории в обмен на мир» к региональному урегулированию на Ближнем Востоке. Практическим выражением этого консензуса было упорное неприятие требований об отступлении с Голанских высот, из Иудеи и Самарии. Когда в 1977 году президент США Джим Картер высказал мнение о возможности решения палестинской проблемы на основе резолюции ООН №242 в ее арабской трактовке, Ицхак Рабин, бывший тогда премьер-министром Израиля, отреагировал следующим образом:
«Высказывания президента Картера по поводу отступления к границам 1967 года вызывают наше живейшее недовольство. В таком подходе нет правды, нет намека на адекватное восприятие фактов. Это жизненно важный вопрос для Израиля, и на высказывания президента США, бьющие по нашей принципиальной позиции, мы должны отреагировать со всей возможной категоричностью. Я на предложения Картера не соглашусь. Это четкий, конкретный и однозначный ответ» (из интервью Дову Гольдштейну, «Маарив», 18.03.1977).
Шимон Перес видел тогда в любом отступлении с «освобожденных территорий Эрец-Исраэль» угрозу существованию Израиля. При основании города Ариэль в Западной Самарии Перес сказал: «Отсутствие минимально необходимого для обороны пространства поставит Израиль в положение, не оставляющее реальных возможностей стратегического сдерживания. Оно породит среди арабов стремления, с которыми будет нельзя совладать. Речь идет о соблазне напасть на Израиль сразу со всех фронтов и уничтожить еврейское государство» (репортаж Хагая Эшеда, «Давар», 27.06.1975).
В своей книге «Завтра в это же время» (глава «Инфраструктура мира и безопасности», стр. 215-262) Перес решительно отвергал идею создания палестинского государства. Он писал: «В случае войны границы палестинского государства окажутся отличной стартовой позицией для подвижных сил противника, позволяющей мгновенно прорваться к жизненно важным израильским коммуникациям, сразу же ограничить свободу действий наших ВВС в израильском воздушном пространстве и «пустить кровь» населению посредством массированных артиллерийских обстрелов прилегающих к границе районов. Без границ, обеспечивающих возможность более или менее эффективной обороны, Израиль будет уничтожен в следующей войне».
Депутат Кнессета Амнон Рубинштейн высказывался еще более жестко: «Со времен доктора Геббельса никому еще не удавалось пожать столь обильные плоды благодаря непрестанному повторению заведомой лжи. Из всех небылиц, распространяемых палестинцами, нет более наглой и безосновательной чем та, что заключена в выдвигаемом ими требовании о создании отдельного палестинского государства на Западном берегу реки Иордан». («Гаарец», 30.07.1976).
Однако за прошедшие годы в мировоззрении этих людей произошел поворот на 180 градусов. Из противников отступления к границам 1967 года эти трое, а с ними вместе и все круги, именуемые «израильским лагерем мира», превратились в восторженных сторонников принципа «территории в обмен на мир», включая идею создания палестинского государства.
Концептуальный фундамент «мирного процесса»
Рабин и Перес объясняли столь крутой поворот в своем политическом мировоззрении тем, что с окончанием холодной войны произошло кардинальное изменение условий – повсюду, включая ближневосточный регион. Рабин признавал, что «во имя мира Израилю придется пойти на огромные и болезненные жертвы», подчеркивая, что они оправданы в исторической перспективе: «Нам следует видеть новый мир таким, каким он сделался сегодня. Мы должны присоединиться к походу мира и сотрудничества, набирающему силу по всему Земному шару. Наш регион вступил на путь мира, и мы не можем позволить себя опоздать на поезд» (из выступления на заседании Кнессета 22.09.1993, в ходе которого утверждались Норвежские соглашения).
Перес постоянно упоминает «ветры мира и примирения, дующие на Ближнем Востоке». В своей книге «Новый Ближний Восток» он предсказывает появление в нашем регионе экономического треугольника, подобного странам Бенилюкса - иордано-палестино-израильской федерации. В этой федерации установится «демократический, свободный, открытый переменам режим процветания». Его труд изобилует фразами такого рода: «Рост уровня жизни и далеко идущие экономические перемены превратят Газу в Гонконг Ближнего Востока». Перес полагает, что это чудо произойдет в результате интеграции саудовского капитала и израильских технологий.
По Пересу, «территории, удерживаемые Израилем», не только не являются фактором обеспечения обороноспособности, но представляют собой «препятствие на пути к миру, ибо их удержание приводит к трениям и напряженности в отношениях между еврейским государством и его соседями». Гарантии международного сообщества в целом и США в частности обеспечат, по его мнению, укоренение мирных тенденций на Ближнем Востоке, сделавшись эффективным препятствием на пути распространения исламского фундаментализма. Этого можно будет добиться благодаря созданию единого фронта прозападных государств, зиждущегося на стабильных режимах Саудовской Аравии, монархий Персидского залива, Египта, Иордании и Сирии.
Роль Израиля в описываемом процессе ясна. Под «огромными и болезненными жертвами» понимается необратимая утрата целых районов еврейского отечества, колыбели нашей национальной культуры. Тех самых районов, которые, будучи идеологическим обоснованием сионизма, одновременно представляют собой первостепенную стратегическую ценность.
Роль арабских стран в интересующем нас уравнении сводится к тому, чтобы получить от Израиля все, что возможно, расплатившись за эти уступки подписанием определенного набора бумаг. Такая ситуация не имеет прецедентов в истории - за исключением договоров, подписанных вынужденно и под давлением, как, например, Мюнхенские соглашения 1938 года и капитуляция Франции в 1940 году. В этой связи особое значение приобретает тщательная проверка аксиоматики «мирного процесса», то есть следующих утверждений:
«Новый Ближний Восток» может считаться стабильным образованием;
«Новый Ближний Восток» вступил на путь мира;
готовность арабских стран принять Израиль в ближневосточном геополитическом пространстве не является стратегическим маневром, а представляет собой «искренний шаг в сторону установления мира между Израилем и арабскими странами, которые, подобно Иордании и Египту, придут к осознанию того факта, что им не по силам одолеть нашу страну на поле боя». (Биньямин Нетаниягу, речь в Кнессете в связи с утверждением мирного договора с Иорданией.)
В настоящей статье мы поставили перед собой задачу проанализировать по существу эти положения адептов «мирного процесса». При этом мы постараемся избежать влияния того механизма самообмана, который столь характерен для радикального еврейского мышления, рассматривающего действительность селективно и видящего в ней только то, что ему хочется в ней увидеть.
Истинные тенденции в регионе
Три основных процесса характеризуют Ближний Восток в два последние десятилетия и особенно после распада Советского Союза, положившего конец холодной войне: эскалация гонки вооружений (включая разработку и производство неконвенциональное оружия), борьба за гегемонию в семитском геополитическом пространстве и подъем исламского экстремизма.
В основе двухполярного мироустройства лежала гегемония сверхдержав, бравших под покровительство своих союзников и обладавших в глазах последних непререкаемым авторитетом. При таком порядке, когда объединяющая сила союза огромна, свобода маневра отдельного государства в высшей степени ограничена. Более того, в эпоху угрозы ядерного катаклизма, важнейшим фактором самоограничения сверхдержав и сдерживания их союзников оставался принцип MAD – Mutual Assured Destruction (гарантированного взаимного уничтожения).
Осознание возможности ядерной катастрофы привело сверхдержавы к необходимости технического согласования своих действий, одним из механизмов которого стала так называемая «красная линия», то есть экстренная телефонная связь между Вашингтоном и Москвой. Дополнительным фактором стабильности было принципиальное согласие США и СССР по ключевым проблемам международной жизни. Так, например, обе сверхдержавы считали недопустимым вооружение средствами массового уничтожения и их носителями, то есть баллистическими ракетами и стратегическими бомбардировщиками, нестабильных режимов третьего мира. Таким образом, двухуполярное мироустройство являлось залогом выживания человеческого рода.
С распадом Варшавского договора и выхолащиванием блока НАТО, эпоха гегемонии сверхдержав подошла к концу. Круг американского влияния ограничивался в период холодной войны, главным образом, демократическими странами христианского Запада, и поэтому в новых условиях он не стал источником международной опасности. Иная ситуация наблюдается среди бывших подопечных Москвы за пределами коммунистического блока. По большей части они представлены мусульманскими странами: Ирак, Сирия, Судан, Ливия и Египет (последний вышел из-под покровительства Москвы задолго до распада СССР). К упомянутым странам следует добавить Иран, ставший важнейшим источником международной опасности в результате хомейнистской революции 1979 года.
Исключая Судан и Ливию, речь идет о четырех ключевых государствах мусульманского мира. Все четыре страны обладают выраженным стремлением к гегемонии в семитском геополитическом пространстве, и все четыре готовы силой идти к достижению поставленных ими цели. Доказательством этому могут служить ирано-иракская война, оккупация Ливана Сирией, захват Кувейта Ираком, ползучее проникновение Ирана в страны Персидского залива, усиленная подготовка Египта к войне с Израилем.
С исчезновением стратегических резонов, заставлявших обе сверхдержавы ограничивать вооружения своих союзников, резко выросла роль соображений коммерческого характера. Острый экономический кризис, постигший страны Варшавского договора, увеличил ценность единственного товара, которым они могли торговать: оружия. На Ближний Восток потекли потоки вооружений, причем как с Запада, так и из бывших стран советского блока.
Зачастую дорогостоящее прежде оружие поставлялось по демпинговым ценам. И хотя снижение цен на нефть, начавшееся в 80-е годы, ограничило покупательную способность арабских государств, Ближний Восток быстро превратился в ведущий по закупке вооружений регион мира. В среднем, в 90-е годы на Ближний Восток приходилось 42% мировой торговли оружием, что в 20 раз превышает среднемировые показатели (по данным американского Конгресса, World Military Expenditures.)
Основной скачок в объеме продаж произошел после Войны в Персидском заливе, результатом которой стало явное предпочтение американского оружия. Но и с Востока продолжался поток конвенциональных вооружений. Что касается неконвенциональных технологий, то здесь была заметна особая роль некоторых стран Запада с Германией во главе. Баллистические ракеты поставлялись, главным образом, Северной Кореей и Китаем. Доступная технология ракет - аналогов советского «скада» позволила наладить их самостоятельное производство в Ираке, Иране, Сирии и Ливии.
Эти страны вышли на третье место в мире (после США и России) по масштабам производства химического и биологического оружия, включая средства доставки. При этом необходимо отметить, что поражающая сила современного химического оружия (например, спорового антракса) может сравниться лишь с поражающим действием атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму, чего, безусловно, хватит для уничтожения всего живого на Ближнем Востоке, где расстояния относительно невелики. А это значит, что даже если Иран и арабы не обзаведутся в ближайшее время значительным ядерным арсеналом, имеющегося у них химического и биологического оружия будет достаточно, чтобы полностью нейтрализовать фактор ядерного сдерживания со стороны Израиля. Данное обстоятельство делает Ближний Восток очагом потенциальной угрозы, равной которой не было со времен холодной войны.
Уже сегодня три столицы стран - членов НАТО (Анкара, Афины и Рим) находятся в пределах досягаемости баллистических ракет, которые могут быть выпущены с территории Сирии, Египта и Ливии. Когда Иран завершит разработку проекта «Шихаб-3», пол-Европы окажется в зоне поражения исламского неконвенционального оружия. А к 2005 году Пентагон предсказывает появление у Ирана и Северной Кореи баллистических ракет, способных поразить побережье США.
Исключительно ради примера отметим, что если бы не уничтожение Израилем ядерного проекта (но не потенциала) Ирака в 1981 году и не отсутствие у Саддама Хусейна ракет, способных поразить Юго-Восточную Европу, президенту США было бы трудно сформировать антииракскую коалицию в ходе Войны в Персидском заливе. Турция, Греция и Италия были бы в этом случае заложниками Саддама, и их протесты могли воспрепятствовать освобождению Кувейта. Не нужно большого воображения, чтобы представить себе глобальные последствия такой ситуации. Ближний Восток оказался бы под властью иракского диктатора, сосредоточившего в своих руках нефтяные сокровища Кувейта. В 1991 году Саддама удалось остановить, однако представляемая им тенденция набирает силу в прямой зависимости от наличия у того или иного режима баллистических ракетоносителей.
Столкновение цивилизаций
Исламский экстремизм, распространяемый из Ирана со времени хомейнистской революции, пустил глубокие корни в таких странах, как Судан, Алжир, Египет, Ливан, а также среди арабов Эрец-Исраэль.
В этой статье мы не сможем подробно остановиться на характеристике такого явления, как подъем исламского экстремизма (ошибочно именуемого фундаментализмом). Скажем, однако, что в его основе лежит спонтанная и аутентичная реакция сплоченной цивилизации, отдающей себе отчет в своей силе (миллиард мусульман) и испытывающей глубокие опасения ввиду повсеместного распространения культурных ценностей Запада. На теологическом и политическом уровне двумя главными врагами этой цивилизации оказываются Америка, именуемая «большим сатаной», и Израиль, воспринимаемый как «кинжал, вонзенный в сердце ислама», или «малый сатана».
Вместе с тем, следует четко определить, что посылка, в соответствии с которой «мусульманский фундаментализм зарабатывает на нищете, и рост уровня жизни обречет его на вымирание» (Шимон Перес) представляет собой очевидный вздор. Такая оценка лишена всякой связи с действительностью. Более того, она содержит в себе оскорбление исламской цивилизации, будучи основанной на предположении о том, что мусульманское сообщество согласится продать свои нравственные ценности и культурный код за чечевичную похлебку роста уровня жизни. В интервью французскому журналисту глава «Хизбаллы» шейх Хасан Насралла определил предлагаемую мусульманам альтернативу как «микроволновую печь, Интернет с порносайтами и мыльные оперы», выразив уверенность в том, что его единоверцы выдержат искушение этим соблазном.
Если бы между уровнем жизни и ростом исламского экстремизма действительно существовала обратная связь, Саудовская Аравия, Кувейт и нефтяные княжества Персидского залива должны были представлять собой развитые демократии западного типа, благо их валовой продукт в пересчете на душу населения в десять раз выше, нежели в Сирии. Сирия же, напротив, должна была погрязнуть в трясине фундаментализма. На деле же мы наблюдаем диаметрально противоположную ситуацию.
Именно Хафез Асад удушил цианидом более двадцати тысяч мусульманских повстанцев в 1982 году, утвердив в своем государстве секулярную диктатуру. В то же время в Саудовской Аравии всякий человек, преступающий законы шариата, рискует подвергнуться публичной казни. Что касается Ирана, то он сполз к хомейнизму из состояния, которое характеризовалось чрезвычайно высоким уровнем жизни по меркам рассматриваемого региона, не говоря уже о прозападной ориентации правившего в этой стране режима.
Отмеченные тенденции - каждая сама по себе и, особенно, в сочетании друг с другом - могут вывести угрозу возникновения нового мирового конфликта на уровень, которого она не достигала даже в годы холодной войны. Не удивительно, что эти тенденции вызывают серьезное беспокойство на Западе. В своем выступлении (09.03.1996) по поводу пятидесятилетия знаменитой фултонской речи Уинстона Черчилля, положившей начало плану Маршалла и созданию блока НАТО, бывший премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер предостерегла Запад от «мусульманского джинна». По ее мнению, этот фактор угрожает международной безопасности в большей степени, чем Советский Союз в эпоху холодной войны.
И действительно, Вашингтон и Москва, несмотря на разделявшую их идеологическую пропасть, говорили на одном языке, оставались в рамках одной цивилизации. Само наличие «красной линии», соединявшей Кремль с Белым домом, служило доказательством рационального подхода к конфликту. Этот момент начисто отсутствует в ситуации, которую американский историк Сэмуэл Хантингтон (Huntington) назвал «столкновением цивилизаций» (The Clash of Civilizations). В одноименной статье, увидевшей свет в журнале «The Foreign Affairs», автор предсказывает неизбежность самого мрачного развития событий, связанного с угрозой со стороны культуры, «границы которой очерчены кровью». Статья удостоилась многочисленных откликов и легла в основу западного видения происходящего на Ближнем Востоке.
Бернард Льюис, один из крупнейших современных ориенталистов, пишет: «Нам противостоит идейное течение, значение которого во многом выходит за рамки повседневных политических проблем, стоящих перед руководством западных государств. Речь идет о подлинном столкновении цивилизаций. Об иррациональной, но чрезвычайно значимой реакции древнего соперника нашей иудео-христианской культуры, ополчившегося теперь против нашего секулярного опыта» («The Roots of Islamic Rage», The Atlantic Monthly, сентябрь 1990.)
Но если глобальное «столкновение цивилизаций» является в некотором роде апокалиптическим видением отдаленного будущего в силу огромного разрыва между Западом и любой возможной мусульманской коалицией в военном, технологическом и экономическом отношениях, то в случае с Израилем ситуация определенным образом носит совершенно иной характер.
Продолжение в номере «Вестей» за 1 февраля 2001 года
Текст публикуется с любезного согласия редакции журнала «Натив»
Перевел с иврита М.С. Гойзман