Педагогический Альманах
 

[Содержание альманаха] [Предыдущая страница] [Главная страница]

Елена Слоним (Москва)

Х. Н. Бялик и Ш. Черниховский
НА УРОКАХ ЛИТЕРАТУРЫ

Система преподавания еврейских предметов в школах России пока только складывается. Во всех школах преподается история Израиля, для чего имеется комплект учебных пособий и программы, иврит, изучение которого тоже обеспечено учебными материалами. Танах преподается или в составе предмета "традиция", или как предмет под названием "еврейские классические тексты". В нашей школе (московская государственная еврейская школа) есть еще предмет под названием "еврейская музыка". Какое место должна занимать в школьной программе еврейская литература? Что должно входить в корпус изучаемых текстов? Эти вопросы являются предметами для обсуждения в нашей школе.

В нашей школе еврейские тексты (Танах) преподаются на уроках традиции. Собственно литература (сифрут) изучается под руководством учителей-словесников. И здесь мы сталкиваемся с серьезными проблемами... Во-первых, безусловно, это отсутствие квалифицированных преподавателей. Во-вторых, слабое знание языка приводит к тому, что мы можем пользоваться только переводами, причем нехватка книг не позволяет проводить уроки с использованием текста учащимися. В-третьих, отсутствуют программы и учебные пособия.

На данном этапе возможны несколько систем в преподавании еврейской литературы:

• Систематический курс литературы в хронологическом развитии. (Пока, на мой взгляд, это еще невозможно по указанным выше причинам.)

• Интегрированный курс "история + литература". Этот путь представляется интересным. Мы пробовали проводить уроки подобного рода (по средневековой еврейской поэзии) двумя учителями: учителем истории и учителем литературы.

• Изучение еврейской литературы в составе предмета "литература". Дело в том, что с 5-го по 8-й класс в российской школе этот предмет не выстроен по историко-хронологическому принципу, а существует в двух вариантах: жанровом и тематическом. Кроме этого, он в достаточно большой мере включает произведения мировой литературы, что напоминает построение подобного курса в среднем звене израильской школы. Так, при изучении темы "Детство в изображении писателей-классиков" после повести "Детство Никиты" Алексея Толстого мы читаем "Мальчик Мотл" Шолом-Алейхема и "Канун Хануки в Варшаве" Башевиса-Зингера.

Программа старшего звена российской школы построена по историко-хронологическому принципу. Мы широко включаем в нее произведения писателей-евреев: В. Гроссмана, И. Бабеля и других. Представляется возможным включить в программу уроки, посвященные творчеству Х. Н. Бялика и Ш. Черниховского. Действительно, программа 11 класса (русская литература XX  века) насыщена поэзией. Это вся русская классика XX  века: А. Ахматова, М. Цветаева, Б. Пастернак, О. Мандельштам, С. Есенин. Учащиеся любят поэтическое слово, учатся анализу поэтического текста. Кроме того, Бялик и Черниховский  — выходцы из России. Это люди, которые любили русскую литературу, дружили с русскими писателями. Их переводили блестящие русские поэты  — В. Ходасевич, В. Иванов.

Творчество Бялика и Черниховского может изучаться также на факультативе и в кружке любителей литературы при Израильском культурном центре.

Примерное содержание уроков

1. "Душа стосковалась, по песне скучая" (1—2 урока).
Х. Н. Бялик: "Над колодцем, что в саду" (1908), "Приюти меня под крылышком" (1905), "Птичке" (1891).

Разговор о творчестве Бялика я бы начала с парадоксального высказывания известного в 60—70-е годы XIX века еврейского публициста Ковнера: "Литература на иврите скоро прекратит свое существование. Пусть не возомнят наши писатели, что литература на иврите будет жить в следующих поколениях. Когда через литературу на иврите или на разговорном еврейском читатели познакомятся с мудростью и наукой, то обратятся они к живым языкам, ибо лишь посредством их они смогут удовлетворить жажду в знаниях. Литература на иврите или на разговорном еврейском будет лишь проходным двором, через который они пройдут в храм живых языков".

Учеников я попрошу определить, когда написаны эти строки. Это даст исторический контекст, напомнит о тех острых спорах, которые велись в еврейской среде в середине XIX века о будущем иврита и идиш.

А в это время в маленьком местечке на Волыни, а после смерти отца в Житомире у деда маленький Хаим Нахман Бялик изучал ивритские буквы. Буква "заин" казалась ему цаплей, стоящей на одной ноге, "гимель" напоминала сапог, "далет"  — молоточек, а "алеф"  — коромысло, на котором носят ведра. Как каждый еврейский мальчик, он учил Танах и Гемару. Вспоминая детство, он расскажет, как таинственными заклятиями хотел добиться, чтобы из страшной трещины на стене потекло молоко, а сидя у печки, слышал "какую-то мелодию, таинственную мелодию, тихо, тихо пробивающуюся из глубины, из самой сердцевины углей, которые снаружи трескаются, звуча, точно тысячи тонких струн, туго натянутых где-то скрытых струн". Как передать эту мелодию в слове? "Душа стосковалась, по песне скучая",  — cкажет Бялик. И эту песню создает он сам.

Учитель может опираться на то, что ученики уже знают о Х. Н. Бялике. (Они читали его "Агаду", некоторые детские стихи). На этих уроках мы будем говорить о нежных лирических произведениях Бялика.

Звучит стихотворение "Над колодцем, что в саду". Если в классе есть ученики, хорошо знающие иврит, можно читать и анализировать это стихотворение не только в прекрасном переводе В. Жаботинского, но и в оригинале. Эта песня похожа на народную. Но на иврите (в отличие от идиш) песенного фольклора не было, и Бялик решил этот недостаток восполнить, написав песню девушки, обращенную к возлюбленному. При анализе этого стихотворения учитель может воспользоваться статьей Зои Копельман "Избранные стихотворения Х. Н. Бялика" (Новая еврейская школа. № 1/1998. С. 23—31).

На этом же уроке можно прочитать с учениками одно из самых известных стихотворений Бялика "Приюти меня под крылышком". Оно интересно и характером лирического героя, и с точки зрения композиции.

О чем это стихотворение? К кому оно обращено? Поддается ли оно однозначному истолкованию?

Каково основное настроение этого стихотворения? Наши ученики, хорошо знакомые с классической русской поэзией, должны почувствовать элегическую грусть и горечь этого стихотворения. В 1915 году известный литературовед и философ М. Гершензон писал: "Есть певучесть в последней скорби, и безутешное рыдание всегда певуче, есть острая жизненность на дне скорбей. Вот в Бялике уже запела, впервые после Иегуды Галеви, душа еврейского народа,  — песнь нездешняя, песнь ангельски-земная. Не предвещает ли она возрождение еврейской души? Или правда то, что только почва Палестины может родить еврейству новый творческий миф?"

В конце урока должно прозвучать стихотворение Бялика "Птичке", в котором возникает образ Палестины и стремление к ней. Стихотворение написано в 1891 г., и в том же году в газете "Ха-мелиц", издававшейся в Петербурге, появилось первое произведение Бялика  — статья палестинофильского содержания под заглавием "Идея колонизации". Ребятам будет интересно узнать, что переводчик этого стихотворения С.  Я.  Маршак в молодости примыкал к сионистскому движению.

2 . "Открой же уста, если им от Правды дано" (2 урока).
Х. Н. Бялик: "Да, погиб мой народ" (1897), "Истинно, и это кара Божья" (1904), "Бежать, о нет" (1910), "Последнее слово" (1901), "Глагол" (1904).

Эти уроки посвящены теме "поэт-пророк и его народ". Содержание этих уроков тесно связано с изучением пророчества как специфически еврейского национального института. Интересным может стать и сопоставление этой темы в творчестве Бялика и хорошо известных ученикам стихотворений Пушкина и Лермонтова.

Начнем со стихотворения "Да, погиб мой народ" ("Как сухая трава, как поверженный дуб..."). Оно написано в Сосновицах, куда незадачливый лесоторговец Бялик вынужден был поехать, чтобы не сидеть на шее у тестя. Бялик давал уроки иврита. В марте 1897 г. Теодор Герцль призвал сионистов разных стран собраться на конгресс с целью обсудить создание "национального очага" (конгресс открылся в Базеле в августе того же года). Бялик, который исповедывал тогда духовный сионизм в духе Ахад-Гаама, пытался обсуждать сионистские идеи с евреями Сосновиц и убедился, что это их совершенно не волнует. В письме к своему другу Равницкому он пишет: "Чужие они для меня, все эти люди, для которых нет ничего святого и чьи помыслы заняты лишь сиюминутными заботами. Вопиющий цинизм  — вот и весь ответ на протянутую нашему народу руку Божию, которая не достала до них и не затронула даже кончика ногтя на их мизинце".

Звучат гневные, яростные строки этого стихотворения. С чем сравнивает поэт свой народ? Жалкий мертвец, пыль, сухая трава. Образ засохшей травы  — из книги пророка Исайи. (Не случайно первоначальное название стихотворения "Видение Исайи".)

"Глас вопиющего в пустыне… этот голос говорит: возвещай! И сказал (пророк): что мне возвещать? Всякая плоть  — трава, и вся красота ее как цвет полевой. 3асыхает трава, увядает цвет, когда дунет на него дуновение Господа; так и народ  — трава". Гласом вопиющего в пустыне представляет Бялик голос Герцля.

Какое произведение А. С. Пушкина представляет собой тоже раздумья на библейский текст пророка Исайи? Отвечая на вопрос, ученики, безусловно, назовут стихотворение "Пророк". Горькие строки, обращенные к народу-рабу, напоминают ученикам стихотворение Пушкина "Свободы сеятель пустынный":

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы,
Их нужно резать или стричь,
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

Если в классе есть ученики, любящие поэзию, хорошо читающие стихи, кто-нибудь из них может при помощи учителя подготовить небольшое сообщение о стихотворении "Истинно, и это кара Божья!". Стихотворение, переведенное прекрасными чеканными двустишиями Вяч. Ивановым, передает раздумья Бялика, навеянные знаменитой речью Ахад-Гаама о евреях, ищущих духовного прибежища среди чужих народов. Образ орла, который клекотом своим хочет привлечь к небу, взят из книги пророка Иеремии: "Но даже если бы ты, как орел, высоко свил гнездо твое  — и оттуда низрину тебя,  — говорит Господь".

Думается, обязательно должно прозвучать стихотворение "Бежать? О нет…". Оно немногословно  — 4 строфы, 16 стихов. Высокий стиль, торжественный ритм великолепно воспроизведены Жаботинским. Надо напомнить ученикам контекст, из которого взят эпиграф (Амос, 7:12—15). Кто является героем стихотворения? Какой образ передает непонимание народом своего пророка? (Интересно, что образ "молота разбивающего" заимствован из книги Иеремии (23:29), а образ бури как предвещение гибели  — из книги Исайи (40:23—24)). Можно предложить ученикам письменную работу (в качестве итоговой или как домашнюю)  — сопоставление этого стихотворения Бялика и стихотворения Лермонтова "Пророк".

О стихотворении Бялика "Последнее слово" расскажет учитель, прочитав из него отрывки. Стихотворение, написанное на идиш, было переведено молодым Самуилом Маршаком на русский язык. Страшные пророчества изрекает Бялик:

Бежать вы будете, как тени,
Из края в край, из дома в дом...
И град вас встретит оскорблений,
Как нищий на перу чужом
Просить пойдете ради Бога,
Нося презрения печать,
В рубище, стоя у порога,
Начнете раны открывать,
Толпе показывать спеша,
И руку жалобно прострете,
И низко голову пригнете,
Прося несчастного гроша!
И вам земля могилой станет,
Беззвездна будет ваша ночь  —
И жизнь, как мертвый лист увянет…
Ваш сон рассеет ветер прочь...
Уж гром гремит, идет гроза!

Бялик кончает свое стихотворение знамением:
И рек Господь: пусть принесут
Пророку глиняный сосуд,
А он о камни разобьет
И крикнет: "Так погиб народ!"

Это знамение тоже отсылает нас к библейскому пророку Иеримии: "Так сказал Господь (Иеремии): пойди и купи глиняный кувшин у горшечника… и разбей тот кувшин перед глазами людей (из Иерусалима), которые придут с тобою, и скажи им: Так говорит Господь  — так сокрушу я этот народ и этот город, как сокрушен горшечников сосуд".

Почему же, несмотря на обидные слова, народ не только не выразил протеста или неодобрения, и Бялик был провозглашен национальным поэтом?

Завершает изучение темы анализ стихотворения "Глагол".

Кто является лирическим героем стихотворения? (Обратить внимание, что стихотворение обращено к пророку, а лирический герой говорит о себе "мы", не отделяя себя от народа).

Будь Глагол твой горек, как самая смерть,  — пусть!
Да услышим, и да знаем...

Сбываются страшные пророчества:

Бездна хаоса кругом, великая, страшная, злая,
И не спастись никуда...

Нет опоры, руки повисли, не стало пути под стопами,
И безмолвен небесный Суд...

Бялик не отделяет себя от своего народа в этом стихотворении, написанном после Кишиневского погрома 1903 г. "Поэт-пророк отказался от Бога и принял удел своего жестоковыйного и несчастного народа... Эта конечная позиция бяликовского лирического героя сделала его истинно народным поэтом!"  — пишет в статье "Пророк как ипостась лирического героя в поэзии Бялика" современный исследователь З. Копельман. Давайте вспомним стихотворение, с которого мы начинали разговор об этой теме ("Как сухая трава..."). Спросим учеников, почему, по их мнению, Жаботинский, переводя на русский язык это стихотворение, вместо повторенного трижды "Так погиб этот народ" пишет: "Так погиб мой народ".

Ответ на этот вопрос и станет выводом этих уроков, посвященных трудным, "яростным" отношениям поэта-пророка и его народа, с которым он связан каждой каплей крови.

Дома ученики прочитают трагическую поэму "Сказание о погроме", отметят те картины, которые произвели на них сильное впечатление, и подумают над тем, от чьего лица ведется повествование в этой поэме.

3. "И сердце будет ныть от срама и страданий" (2 урока).
"Сказание о погроме" Х. Н. Бялика.

Это произведение огромной трагической силы. Тактичный анализ должен не снизить впечатление от поэмы, а углубить его. Главными темами, обсуждаемыми на уроке, должны стать картины, воспроизведенные Бяликом как круги Дантовского ада, и сложный, противоречивый авторский голос, который дробится, раздваивается,  — это ведущий в ад Вергилий, поэт-пророк, Божий глас, зовущий к протесту против самого себя.

Бялик приехал в Кишинев, когда в городе еще не успели уничтожить следы погрома. Он входил в организованный историком Шимоном Дубновым и Ахад-Гаамом комитет по расследованию причин событий в Кишиневе. Они фотографировали дворы, разрушенные дома и подвалы с лежащими в них телами убитых. Бялик заходил в больницы, беседовал с ранеными, останавливал евреев. Многие не могли или не хотели говорить с ним. Но он читал отчаяние и безнадежность на их лицах, понимал не только их речь, но и молчание.

Учитель просит учеников прочитать те фрагменты, которые произвели на ребят самое сильное впечатление. Мы видим страшные картины убийств, насилия. Но поэма  — это не только леденящие душу картины смерти и страданий, это напряжение мысли и чувств, вопросы, обращенные к народу и Всевышнему. Поэтому так важно, чтобы на уроке прозвучали не только отрывки из поэмы, но и шел разговор о важных проблемах, поставленных в поэме.

Зададим вопрос: Кому принадлежат строчки "встань, и пойди,  — и тронь, ступи"? Кто направляет "сына Адама" взглянуть на "город резни"? (3накомые с текстом Танаха, ученики помнят обращенные к пророку слова "встань и иди").

Читаем отрывок:

Так вот они лежат, закланные ягнята.
Чем Я воздам за вас, и что Моя расплата?!
Я сам, как вы, бедняк, давно, с далеких дней  —
Я беден был при вас, без вас еще бедней;
За воздаянием придут в Мое жилище  —
И распахну Я дверь: смотрите, Бог ваш  — нищий!..
Сыны, мои сыны! Что скажут нам уста,
За что, за что над вами смерть нависла,
Зачем, во имя чье вы пали? Смерть без смысла,
Как жизнь  — как ваша жизнь без смысла прожита...
Где ж Мудрость вышняя, божественный Мой Разум?

Богоборческие мотивы в поэме  — это не бунт против веры, это вопрос, обращенный к Небу и земле. Обратите внимание, как этот немой вопрос обрамляет чудовищные картины погрома:

Все сразу Бог послал, все пировали разом: И солнце, и весна, и красная резня!..

И сгинет эта кровь, всосет ее простор
Великой пустоты бесследно и уныло  —
И будет снова все по-прежнему, как было...

И выйдешь  — и земля все та же, не другая,
И солнце, как всегда, хохочет, изрыгая
Свое ненужное сиянье над землей...

В поэме есть еще один герой – Некто:

Здесь Некто есть. Здесь рыщет Некто черный  —
Томится здесь, но не уйдет, упорный;
Устал от горя, мощь истощена,
И ищет он покоя  — нет покоя;
И хочет он рыдать  — не стало чем,
И хочет взвыть он бешено  — и нем,
Захлебываясь жгучею тоскою;
И, осеня крылами дом резни,
Свое чело под крылья тихо прячет,
Скрывает скорбь очей своих, и плачет
Без языка...

Спросим у учеников: Каково ваше мнение, кто это? Поддается ли этот образ однозначной расшифровке? Отчаяние и ненависть вызывает у Бялика рабская покорность жертв и их стремление вызвать к себе жалость:

Эй, голь, на кладбище! Отройте там обломки
Святых родных костей, набейте вплоть котомки
И потащите их на мировой базар
И ярко, на виду, расставьте свой товар:
Гнусавя нараспев мольбу о благостыне,
Молитесь, нищие, на ветер всех сторон
О милости царей, о жалости племен  —
И гнийте, как поднесь, и клянчьте, как поныне!..

Горькими словами заканчивается поэма, словами, обращенными к пророку:

Что в них тебе? Оставь их, человече,
Встань и беги в степную ширь, далече:
Там, наконец, рыданьям путь открой,
И бейся там о камни головой,
И рви себя, горя бессильным гневом,
За волосы, и плачь, и зверем вой  —
И вьюга скроет вопль безумный твой
Своим насмешливым напевом...

"Сквозь сердце Бялика прошли все муки его народа, и сердце поэта глубоко и звучно, как большой колокол... Он любит народ свой до отчаяния, он говорит с ним языком мстителя, оскорбляет его... Но это гнев любящего, великий гнев народного сердца, ибо поэт  — сердце народа". Этими словами М. Горького мы закончим уроки, посвященные творчеству Бялика.

4. "Лес  — бессонный мир загадки" (1 урок).
Ш. Черниховский: "Ночь темна...", "Смерть Тамуза" (1910).

Разговор о творчестве Черниховского начнем с того, как воспринимали его творчество современники. "Что за ясная, безоблачная книга! Вся озаренная солнцем, брызжущая цельною непосредственностью впечатлений, сверкающая искрами радостного упоения жизнью. На фоне скорбной послевоенной литературы, в среде грустно-задумчивых, рефлексирующих или ропщущих еврейских поэтов Черниховский кажется каким-то пришельцем из другой среды, из другой эпохи. Как будто бесследно прошли для него томящие века галута, как будто не жили десятки поколений его предков в затхлом удушье гетто и не отравляли его сердце картины еврейского горя. И перед вами не сын народа, умудренного бременем тысячелетнего страдальческого опыта, не бледный, утонченно-нервный горожанин, а потомок поселян, полнокровный сын земли, простой и певучий, бодрый и безмятежный, влюбленный в жизнь, зачарованный яркою красочностью одушевленной для его взоров природы" (А. Гольдштейн, статья "Саул Черниховский" в книге "Новоеврейская поэзия").

В поэме "Подвижник" Бялик пишет о еврейском юноше, погруженном в книги, который не видит природы, "как будто не жил он, как будто не рос он, как будто бы солнце меж ветками сосен ему не бросало в окно свой привет". Говоря о творчестве Черниховского, важно показать мироощущение поэта, открытого миру природы, поэта, которого часто упрекали в языческом преклонении перед ней.

Действительно, Черниховский вырос не в тесноте местечка, а провел детство в селе Михайловка, Таврической губернии, среди людей, живших в ладу с природой и с соседями-"гоями". Получил светское образование, владел иностранными языками и учился медицине в Гейдельберге.

В сильном классе, владеющем ивритом, можно проанализировать стихотворение ЛАИЛА ЛЭЛЬ ЭЛИЛИМ ("Ночь темна"), сравнив его с переводом. Интересно сопоставить это стихотворение в переводе Л.  Яффе с творчеством поэтов-символистов: "музыка" стиха, ощущение тайны, загадки, неоднозначность символики.

Читаем стихотворение "Смерть Тамуза".

Очень важно рассказать ученикам, знакомым с поэзией Серебряного века, об истории перевода этого стихотворения. Его перевел В. Ходасевич в 1918 г., работая вместе с еврейским поэтом Л. Яффе, который сделал для него подстрочный перевод, комментарий и транскрипцию в латинском шрифте. Перевод блестяще воспроизводит ритмику подлинника, его строфику.

Это языческий гимн природе (интересно сравнить обращение к ветру, к солнцу, к реке с известным уже ребятам "Плачем Ярославны" и даже... со сказкой Пушкина "О мертвой царевне и о семи богатырях"). При этом важно рассказать, какое неоднозначное восприятие вызвало сочетание в этом стихотворении языческих образов и танахических конструкций.

Тамуз  — языческий бог, умирающий вместе с увяданием природы и воскресающий весной (сравнить с Осирисом). Какие картины рисует нам поэт? (Поблекшие рощи, тихие дороги меж тучных колосьев в поле, у ручья, на берегу реки.)

Обязательно надо обратить внимание на живописность этих картин, на точность эпитетов, на звукопись ("камыш, шелестящий, хрустящий, иссушенный зноем, спалившим листву"). Обращение к ястребу, голубю, ветру в поисках Тамуза напоминают нам о языческом обожествлении природы.

И рядом образы и синтаксические конструкции из Танаха. Эпиграф "И вот, там сидят женщины, плачущие по Тамузу" (Иезекииль, 8:14); начинающие и завершающие стихотворение строчки "Идите и плачьте, о дщери Сиона!"  — это звучало настолько дерзко и вызывающе, что, очевидно по совету Л.  Яффе, "горящее древо Ашеры", напоминающее "неопалимую купину", Ходасевич тактично заменяет древом Ашеры, спаленным в зарослях. Переводы В. Ходасевича стали событием русской литературы и по праву заняли место в сокровищнице русской поэзии Серебряного века.

К следующему уроку мы попросим учеников прочитать идиллию Черниховского "Завет Авраама" (перевод Ходасевича), а одного из учеников  — подготовить определение идиллии по словарю литературоведческих терминов.

5. "Повесть минувших событий и темные тайны грядущих" (2 урока).
Ш. Черниховский: "Завет Авраама".

Сначала расскажем о деятельности Черниховского-переводчика: "Илиада" Гомера, "Песни Анакреона", "Песнь о Гайавате" Лонгфелло.

Идиллии Черниховского были написаны в начале XX века в Гейдельберге.

Идиллия (от греч. эйдиллион  — "картинка")  — одна из основных форм буколики. Буколика (от греч. буколос  — "пастух")  — ряд литературных произведений, в которых идеализированно описывается пастушеский и сельский быт на лоне природы. Наиболее знамениты идиллии Феокрита, написанные в основном гекзаметром. Идиллии Феокрита отличает интерес к повседневной жизни человека. Герои его произведений  — рыбаки, земледельцы, пастухи, чья мирная жизнь среди природы и здоровые естественные чувства составляли разительный контраст с развращающей сутолокой города. От античных образцов идиллия унаследовала представление о неизменной гармонии и красоте природы, интерес к жизни простолюдинов.

Наши ученики знакомы с творчеством Гомера по переводу "Одиссеи" В. А. Жуковским и с художественным своеобразием поэзии Древней Греции, "слышат" и узнают гекзаметр, поэтому с помощью учителя они должны справиться с вопросом: для чего использует Черниховский приемы и формы древнегреческого эпоса, в чем новаторство поэта. Сходство бросается в глаза: гекзаметр, распространенные сравнения, эпитеты, подробные медленные описания с повторами.

Я думаю, что на этих уроках важно много читать вслух, это поможет ощутить сильную лирическую струю, переходы от мягкого, любовного юмора к пронзительной боли и острому ощущению неизвестности, таящей опасность: "Страшно дней наступающих этих! Кто ведает, что в них таится?"

Рассказ об обрезании сына Пейсаха и Мирки в маленькой деревне, в Билибирке, превращается в раздумья о пути еврейского народа от Авраама до Мессии, так же, как и рассказ об одной из войн эллинов и жителей Илиона стал вечной книгой о любви, ненависти, войне, предательстве.

Хотелось бы, чтобы на уроках, посвященных этому произведению, звучала музыка, а, может быть, и отрывки из воспоминаний Марка Шагала (написанных чуть позже, но с тем же щемящим желанием удержать уходящую Атлантиду местечек  — у Черниховского это образ льдины, трещины на которой еще незаметны).

Учитель начинает читать первую часть идиллии "На пути в Египет". Спросим учеников, чем напоминают эти строчки древнегреческий эпос. Скорее всего, первое, что они заметят,  — гекзаметр. Обратим их внимание на подробность, величавость описаний, распространенность сравнений.

Хона кому был подобен в эту минуту? Ягненку,
В поле бредущему следом за маткой. Пастух выгоняет
Мелкий свой скот; за ним, отставая, с протяжным блеяньем
Скачут ягнята вдогонку, и хвостики их презабавно
Сзади по голеням бьются... Но перед нами начало XX века. Какие приметы времени есть в этой идиллии, жанре вневременном?  — "завелись колонисты, Сион... Что ни день, то в газетах пишут о лекциях, банках, конгрессах... Ахад-Гаам, ”молодые“". Так входят в идиллию раздумья о прошлом и будущем еврейского народа: "Иудея, мужи могучие, грозные", "ава девятый день", "новый ветер".

Старое? Старое  — вот: уж готово склониться пред новым.
Скоро исчезнет оно... Подрыты его основанья,
Ширятся трещины, щели,  — падение прошлого близко...
Только по виду все так же, как было в минувшие годы.
Так и со льдами бывает весною. Выглянет солнце,
Всюду проникнут лучи: по виду лед все такой же;
Только  — ступи на него: растает, и нет его больше.

Радо грядущему сердце  — но все же и прошлого жалко...

После того как прозвучат эти строчки, спросим у учеников: "С каким чувством рисует Черниховский своих героев?" Это не эпическое спокойствие Гомера, это добрый юмор, любование, пронзительно острое ощущение неизвестности, сулящей неведомые перемены. Вторая глава "Обрезание" может прозвучать в классе целиком. Хорошо, если учитель в чтении сможет передать добрый юмор Черниховского, напоминающий лукавую усмешку его малороссийского земляка Н. В. Гоголя, и ту лирическую "струну в тумане" (Гоголь), которая звучит в описании юной дочери Пейсаха (напомним ученикам, что часто народ Израиля именуется в Танахе "дщерью Сионской"):

...Дубку молодому
Также подобна она: дубок и строен, и тонок,  —
Все же грядущую силу предугадать в нем нетрудно.
В серых, огромных глазах у девушки искрится радость,
Черны и длинны ресницы, которыми глаз оторочен.
Если же взглянет она, то взор ее в сердце проникнет,
Светлым и тихим весельем все сердце пленяя и полня...

Думается, что уроки, посвященные творчеству двух прекрасных поэтов, должны вызвать у учеников желание читать еврейскую литературу и понимание, что искусство слова  — необходимая и заметная часть еврейской культуры.


[Содержание альманаха] [Предыдущая страница]