АВРААМ И НИМРОД

Восточная еврейская сказка

Пересказал Арье Ротман

Магид (ивр.) — рассказчик.

Сказал магид. До рождения праотца Авраама над людьми царствовал Нимрод, ловец душ человеческих. Он собирал людей, которых было еще немного, и проповедовал перед ними, говоря:

Предки наши поклонялись единому Б-гу.
Но кто из них видел его?
Истинный бог  — человек.
Человек справедлив и мудр, могуществен и прекрасен.
Взгляните на меня:
Я силен и добр, я мудр и несокрушим.
Я  — совершенный Человек.
Надейтесь же на меня, и я приду к вам на помощь,
утешу сирых, защищу убогих.
Уповайте на меня и собирайтесь ко мне.
Я, Нимрод, оплот вселенной,
светоч бытия, божественный и несравненный,
всемогущий владыка, великий царь и бог.

И люди поверили в Нимрода и поклонились ему.

Однажды ночью, когда все его подданные спали, царь стоял на вершине высокой башни и следил за движением звезд. Перемещаясь от восхода к закату, звезды собирались в созвездия, образуя небесные письмена. Эти письмена Нимрод читал как книгу, предсказывая по ней судьбы людей. Позади него стояли придворные звездочеты и астрологи, чью мудрость царь сплетал со своей. Внезапно он вздрогнул, затрепетал и закрыл лицо руками.

— Звезды подают мне ужасный знак,  — хрипло простонал Нимрод,  — но значение его мне неведомо!

От свиты придворных звездочетов отделился Великий астролог, старик с выбритыми висками, в длинной мантии из шерсти и льна. Он приблизился к царю и по-отечески обнял его, желая утешить. Нимрод погладил длинную белоснежную бороду Астролога. Старик почтительно поцеловал царскую руку.

— Небеса гневаются на меня,  — пожаловался ему Нимрод.

— Звезды всего лишь предупреждают своего всемогущего властелина об опасности,  — заверил его старец.  — Ибо как могут небеса гневаться на владыку вселенной? Звезды, как и люди, верно служат мудрейшему из мудрых, царю и богу Нимроду. Небесные слуги царя посылают весть слугам его земным, желая отвести от царя угрозу. А что вызвало тревогу верноподданных светил царских, то я растолкую царю.

Великий астролог отступил на три шага, чтобы его высокий, усыпанный алмазами колпак не задел царя, склонился перед ним в низком поклоне и сказал:

Вещают звезды, прислужники Нимрода,
бьют тревогу верные светила:
"Младенец родится в царстве владыки.
Не с войском придет от пустынь востока,
не с берега моря явится с мечом.
Осмелится дерзновенный изречь святотатство,
веру в царя сокрушит в сердцах".

— Но разве всемогущий владыка не властен истребить любое зло?  — добавил старец, любуясь силой и красотой Нимрода.

— Действительно,  — приободрился Нимрод.  — Не все ли, что я хочу, я могу?

И он послал во все концы царства верных слуг, приказав:

— Если девочка родится у женщины  — давайте ей жить. А родится мальчик  — его убейте.

И так поступали повсюду. Всем беременным женщинам приказано было явиться в прекрасный дворец, где умелые повитухи ухаживали за ними под надзором сановников царства. И когда рождалась дочь, отпускали счастливую мать домой, осыпая ее щедрыми дарами, а глашатай шел впереди и восклицал: "Слава и почет женщине, родившей дочь!" Если же сын рождался  — губили его родовспомогательницы, а затем прогоняли несчастную мать, осыпая ее бранью и насмешками. Глашатай же восклицал: "Срам и поношение женщине, родившей сына!"

Во всех воротах дворца поставили сановники стражу и крепко стерегли рожениц. И за каждого умерщвленного младенца получали они от царя особую плату.

Сказал магид. Семьдесят тысяч младенцев загубил злодей Нимрод! Ангелы Всевышнего с мольбами возносили слезы безутешных матерей к престолу Судьи милосердного и орошали ими подножие трона.

— Видит ли истинный Владыка, что творит нечестивый Нимрод, сын Ханаана?  — взывали ангелы.

И так откликнулся им Пресвятой Благословенный:

Ангелы мои святые!
Все вижу Я и все слышу,
ибо не дремлю Я и не сплю.
Нет тайного передо Мной,
но все в мире открыто Моему взору,
ничто не укроется от него.
И вы еще увидите, какая кара постигнет нечестивца.
Ибо смирю злодея дланью Своею,
десницею мощной сокрушу гордеца.

В то время будущая мать Авраама встретила мужа именем Терах, и стала ему женой. Три месяца миновало со дня свадьбы, и Терах призвал супругу:

— Я вижу, жена, лицо твое изменило цвет, и в поясе раздалось платье. Почему же ты молчишь? Тебе не ведомо, что это значит?

— О нет, повелитель-супруг,  — ответила женщина,  — не отдавай меня в дом, где стерегут рожениц. Там повитухи убивают детей.

Не беременна я, а больна:
что ни год, с наступлением лета
лицо мое зеленеет и опухает тело.
Прости, что я скрыла свой недуг,
соглашаясь стать твоею женой.
И если желаешь, меня, солгавшую,
с глаз твоих прочь изгони с позором.

— Жена,  — пригрозил ей Терах пальцем и улыбнулся,  — не хитри. Ты беременна, признавайся.

Потупилась женщина и промолчала.

— И коль скоро беременна ты,  — наставлял ее Терах,  — негоже нам преступать закон, заповеданный великим господином нашим, всемогущим и всеведущим владыкою вселенной, божественным предержителем мира, царем и богом Нимродом, да прославится в веках его имя.

И взял ее за руку, чтобы вести в родильный дворец. Но Пресвятой Благословенный послал спасение женщине: ангел Господень коснулся ее, и не стало видно признаков беременности. Удивился Терах и сказал:

— Однако, и впрямь не беременна ты, а больна. Благословен всемогущий Нимрод! Не иначе, как тайные чары его излечили тебя в мановение ока.

И поклонился изображению царя, помазал его туком бараньим, пел ему хвалебные гимны и возлил на него вина. А жена его возблагодарила Всевышнего молча. Когда же исполнился срок ее беременности и пришло время родить, ночью втайне от мужа прокралась женщина к городским воротам и в страхе вышла за них. Она направилась в горы, где загодя отыскала укромную пещеру возле родника. Украдкой принесла она и спрятала там под камнями циновку, овчину, кувшин с водой и немного муки.

Только пришла  — начались родовые схватки, и к утру родила женщина сына. Она назвала его Авраам. Взяла его на руки, омыла водой из кувшина, и наполнилась темная пещера как бы сиянием первых лучей восходящего солнца. То сияло лицо младенца.

— Так это из-за тебя истребил Нимрод-душегуб семьдесят тысяч детей?  — испугалась мать Авраама.  — Как же смогу я тебя уберечь, когда сияние выдаст тебя? Лучше тебе умереть в пещере, чем попасться на глаза палачам! Как защищу тебя? Где укрою? На моей груди размозжат тебе голову злодеи!..

Так весь день убивалась она и плакала над ребенком, кормя его грудью. А к вечеру, испугавшись, что муж ее станет ее искать и найдет с сыном, спеленала дитя на циновке, укрыла овчиной, убаюкала песней и пошла прочь.

Ночью проснулся мальчик и заплакал, зовя мать, чтобы покормила его. Услышал его плач Пресвятой Благословенный и послал самого архангела Габриэля баюкать дитя. Габриэль из пальца вспоил младенца, кормилицей и нянькой служил ему десять дней, покуда не возмужал мальчик и не вышел из пещеры.

Смеркалось, когда отрок Авраам впервые увидел небо. Вечерние звезды еще не засияли на нем. Пологие горы спускались к реке, которая тихо блестела в лучах заката. То был Евфрат. Авраам подошел к реке и в бегущих водах увидел свое отражение, которое тут же растаяло, ибо сгущалась тьма.

Бурная днем река затихала, успокаиваясь на ночь. Речные птицы вернулись в гнезда и запели, усыпляя птенцов. В тростнике закричал шакал и умолк, испуганный львиным рыком. Зашуршали ветви прибрежного ивняка, и буйволы задышали, лакая сладкую воду. Прохлада разлилась, утоляя усталость жаркого дня.

— Кто же сотворил все это?  — воскликнул пораженный Авраам.  — Как мне найти его?

Звезды зажглись в небесах. Они отразились в воде, и Авраам поднял к ним взгляд.

— Вот кто творец, вот кто откликнется на мой зов,  — решил он и обратился к звездам с молитвой:

Неземные, прекрасные существа!
Душа моя трепещет от восторга перед миром,
творением вашим.
Ибо кто, как не вы,
такие возвышенные, далекие, совершенные,
создали этот мир и меня.
Откликнитесь, ответьте мне,
подайте знак, что я не один во вселенной.

Но звезды только перемигивались в вышине и молчали.

Потом небесные выси поголубели, и звезды начали исчезать одна за другой, издалека почувствовав приближение рассвета.

Солнце вырвалось из-за гор, как богатырь, неутомимое, пылая отвагой, готовое за день пробежать поприще от восхода своего до заката. Авраам отступил перед его величием:

Нет, творцы не немые далекие звезды.
Они лишь осколки великого света,
брызги которого оросили безмолвную ночь.
Жаркое пылающее светило, озарившее вселенную,  —
вот кем создано все, вот кто меня сотворил.

И Авраам взмолился к солнцу:

О, могущественное жгучее пламя,
мощными струями вливающее силу
в сотворенное тобою существование!
Ты, податель и источник огня,
поддерживающий кишение плоти!
О, пламя, распаляющее пустыню
и согревающее нежный росток!
Откликнись мне,
величественный, несравненный огонь!
Подай весть о себе,
дабы знал я, что я не один во вселенной.

Но, не обронив ни слова, в стремительной колеснице промчалось солнце, гремя медным щитом и блистая ослепительными доспехами. Вновь стемнело, и далеко в небе загорелась первая голубая звезда.

— Теперь я знаю,  — воскликнул, увидев ее, Авраам,  — сколь велико могущество Творца!

Звезды по стражам их Он сотворил,
все воинство небесное, высокое и возвышенное.
И солнце в могуществе покорно Ему,
пути указанного не перейдет.
Есть Тот, Кто создал и звезды, и солнце.
К Нему воззову, и Он ответит!

Едва молвил это Авраам, как перед ним предстал Габриэль-архангел.

— Кто ты?  — спросил его отрок.

— Посланник Всевышнего, Творца мира, Царя царей царствующих, благословен Он,  — услышал в ответ.

Затрепетал Авраам, восторг охватил его, и в радостном трепете он поспешил к пещере, ноги и руки омыл в источнике, пал ниц перед лицом Пресвятого Благословенного и сердце свое излил Ему в благодарности и мольбах.

Сказал магид. Мать Авраама не находила утешения вдали от сына, слезы лились из глаз ее, выпадали из рук сосуды, за рукодельем пальцы она исколола в кровь. Доискивался муж, в чем причина ее скорби, но женщина не открылась ему. На двадцатый день не вынесло разлуки материнское сердце, и, обезумев от тревоги, кинулась мать к сыну, бежала, причитая и плача:

Горе мне, родившей сына,
на растерзание хищному зверю бросившей дитя!
Почему не осталась я с сыночком в пещере,
и не погибли мы оба!

Так, вскрикивая и раздирая на себе одежды, с ногами, избитыми в кровь о камень, добежала она до пещеры. Но темны были каменные своды, сияние не озаряло их, как прежде. Искала женщина повсюду и не нашла сына. Звала его, но не откликнулся он. В тоске заломила она руки и бросилась вон, чтобы в водах реки найти себе могилу, ибо сказала:

Погиб мой сын, разорван львами,
и сердце мое разорвано вместе с ним.
Лучше за ним сойду в преисподнюю,
чем в слезах и скорби стану длить свои дни.

Выбежала из пещеры и у ручья увидела отрока, прекрасного видом, вершившего молитву. Подумала:

— Быть может, этот юноша что-нибудь знает о судьбе ребенка; вдруг пастух подобрал его в пещере, или охотник спас из логова льва.

И с надеждою на чудо взмолилась к отроку, поведав ему обо всем, что было. Выслушал отрок и спросил:

— Сколько дней миновало с той поры, как ты оставила сына в пещере?

— Нынче двадцатый день,  — сокрушенно ответила женщина.

— Знаешь ли ты другую мать, которая, родив, бросила ребенка без присмотра, и вот, три недели спустя возвращается к нему, надеясь застать дитя еще в живых?

— Но, может быть, спас его Всевышний!  — со стыдом и отчаянием воскликнула мать.

— Я твой сын,  — сказал ей Авраам.  — Утешься.

Отпрянула пораженная женщина, не поверив ему.

— Сын мой совсем мал, а господин говорит и ходит, он взрослый мальчик.

— Знай,  — сказал ей Авраам,  — что архангел Габриэль вскормил меня, и в руке Всевышнего я возмужал.

Ибо правит миром единый Б-г,
Господь Превечный имя Ему.
Небо и земля сотворены речением Его,
величие Его безгранично.
Он покрывает небо тучами, несущими влагу,
делает колесницами Своими облака.
Он берет в посланники ветер,
в служители  — пылающий огонь.
Воды источников Он направляет в реки,
текущие среди гор;
пьют из них все звери полевые,
дикие ослы утоляют жажду,
птицы небесные гнездятся на берегах,
щебечут среди ветвей.
Он орошает горы с небес,
взращивает траву для животных,
растения для нужд человека,
чтобы получал он пропитание от земли.
Кедры могучие Он насадил,
на кипарисе устроил жилище аисту.
Скалы поставил убежищем для козлов,
утесы  — пристанищем даману.
Создал он луну для счисления дат,
солнце, знающее срок восхода.
Он посылает тьму,
и наступает ночь,
когда рыщут звери лесные.
Львы рычат, выходят на охоту,
просят у Б-га себе добычи.
А восходит солнце  — скрываются они,
залегают в логовищах.
Тогда идет человек трудиться,
до вечера обрабатывает поле.
Господа моего буду славить,
пока я жив,
воспевать Б-га моего,
пока существую.
Возрадуюсь я Господу!
Он от смерти избавил меня.
Его восхвалять вовек не устану!

Выслушала женщина слова сына и поклонилась ему:

— Теперь вижу я, что ты воистину мой сын Авраам, ибо вновь сияние лица твоего я узрела.

Пала перед отроком ниц, но он поднял ее и обнял. Сказал ей:

— Ступай к Нимроду и скажи ему такие слова:

"Не Нимрод-самозванец,
а Господь Превечный владыка мира.
Господь сотворил небеса и землю,
Ему одному надлежит служить".

Испугалась женщина, но не посмела перечить сыну. Возвратилась к мужу и поведала ему о рождении Авраама.

А Тераха за усердие и преданность сделал вельможей Нимрод. И во всякое время позволил ему являться во дворец. Поспешил к господину Терах и простерся ниц перед владыкой. Сказал:

— Да живет и здравствует повелитель земли, зиждитель мира, опора вселенной Нимрод. Осмелюсь напомнить господину, как звезды возвестили о страшной угрозе, говоря:

"Младенец родится в царстве Нимрода,
он посягнет на престол владыки.
Не с войском придет от пустынь востока,
не с берега моря явится с мечом.
Осмелится дерзновенный изречь святотатство,
веру в царя сокрушит в сердцах".

Ныне же в прах повергаюсь у ног властелина, в слезах и раскаянии подножие трона его грызу. Ибо из чресел моих произошло несчастье, отпрыск корня моего на владыку восстал.

И поведал Нимроду рассказ жены. Услышав из уст Тераха слова Авраама, задрожал Нимрод так, что заколебались стены дворца и попадали царские статуи в покоях. Закричал вне себя громким голосом, зовя на помощь мудрецов. Явился на зов Великий астролог и, выслушав царя, сказал:

— Что за страх навел на владыку маленький мальчик, нежное дитя? Тысячи тысяченачальников есть у царя. Пусть пойдут и схватят младенца!

От этих слов заревел Нимрод как раненый медведь и сорвал с головы своей корону.

— Слыханное ли дело, виданная ли вещь, чтобы дитя двадцати дней от роду ходило и говорило! Да еще какие слова! "Господь Превечный  — владыка мира! Он сотворил небеса и землю. Ему одному надлежит служить!" Это, слышите ли, младенческий лепет? Это ли гульканье малыша? Возможно ли, чтобы само измыслило подобные слова трехнедельное дитя?

Зарыдал Нимрод на плече Великого звездочета, и тот не знал, чем его утешить. В растерянности молчали мудрецы и вельможи, обступив царя плотною толпой, а Терах все бил себя в грудь, посыпал голову прахом и каялся в грехе своем неустанно.

В это время Некто в одеяниях черного шелка вошел в покои царя и приблизился к трону, горячим дыханием рассеяв толпу придворных. Остановился у трона и склонил главу перед Нимродом:

Подам совет великому владыке:
да отомкнет царь сокровищницы свои,
и в руки воинств предаст казну.
Врата оружейных палат распахнет,
щитами посеребренными
и бронзовыми мечами украсит войско.
Сядут воины на коней сребросбруйных,
на отборнейших скакунов из конюшен царских,
шлемами золотыми украсят чело,
а в руках их дары из казны Нимрода,
невиданный блеск драгоценных сокровищ,
и во главе их храбрые командиры,
шрамами доблести иссечены их лица.
Несметным множеством двинется войско,
отрока грозной окружит стеною,
повергнет сокровища к стопам младенца,
скажут суровые командиры:
владей нами!
Над всей силою царства,
над всей мощью державной
тебя поставляет великий Нимрод.
Власть отдает под твое начало,
только корону удержит себе.
Приди и правь:
во всем государстве
никто руки и ноги без тебя не подымет.

И когда явится отрок, то снимет царь с руки своей этот перстень,  — при этих словах незнакомец сверкнул алмазом в ажурной оправе, с поклоном вручая перстень царю,  — и наденет на палец отроку. И станет отрок верой и правдой служить властелину мира, водворяя всюду закон Нимрода.

— Перстень Сатана,  — воскликнул Великий астролог, ослепленный блеском камня, и, забывшись, руку протянул к нему. Но Нимрод крепко схватил перстень и сжал кулак, скрыв сияние алмаза.

Сказал магид.

Из ворот дворца выступило войско,
тысячи всадников горячили скакунов,
пыль от копыт затмила солнце,
в полдень сумерки объяли мир.
От топота неисчислимых копыт содрогнулась земля,
леса задрожали,
замолкли птицы,
реки замерли в порожистых руслах,
звенеть перестали ручьи на склонах,
цветы луговые сомкнули чаши.
Шло воинство Нимрода поклониться Аврааму,
царские сокровища повергнуть к его стопам.

Увидел себя Авраам окруженным бесчисленным войском, и убоялся в нем дух его, ибо он подумал: "Убить меня приказал Нимрод". А когда поверглись ниц к стопам его командиры, усыпав землю серебром и златом, сокровищами из хранилищ царских, и зычными голосами, охрипшими в битвах, взмолились к нему, как повелел им Нимрод-владыка,  — еще больше испугался Авраам и сказал:

От блеска щитов и звона доспехов
душа моя изнемогла,
от ржания конского и человеческих воплей
истаяло сердце во мне.
Ни бриллиантов, ни золота я не алчу,
жаждет душа моя служить Всевышнему,
к Господу Превечному о спасении взываю!
Нимрод ли сотворил небо и землю,
дух жизни вдохнул в человека,
разумом наделил его,
дал ему мудрость?
Господь Превечный один владыка мира,
звездам и человеку Он дал закон!

От этих слов в смертельном испуге бросились воины врассыпную, но в огромный табун сбились их кони и, не чуя узды, понеслись горами, топча леса и расплескивая реки. Заслышав из стен дворца исполинский топот, Нимрод решил, что пришел ему конец  — мчится Авраам с воинством царским, по велению небес спешит покарать злодея. Заметался Нимрод, придворные закричали. Великий астролог указал на ворота:

— Бежать!  — воскликнул,  — спасать владыку!

И, подобрав высоко полы халата, помчался первым, взметая пыль бородой. Кинулись следом сановники и слуги, князья и министры, привратники и стража. Кинулись конюхи и мастеровые, истопники и водоносы, портные и горшечники, селяне и горожане,  — все, кто мог, огромной толпой устремились из города прочь, вон из дворца. В чистом поле настигло бегущих царское войско, сшиблось с толпою, смешалось, закружилось множеством смерчей. С пронзительным ржанием падали кони, кричали люди, оружие звенело, бряцали щиты. Мчались войска и царские слуги три дня и три ночи вслед за Нимродом-царем, пока, наконец, голод и жажда не сломили бегущих, изнеможение не подкосило быстроногих коней. Далеко-далеко позади остались город, дворец, Авраам.

Всю дорогу молчал бегущий Нимрод, ибо прятал во рту перстень, подаренный Сатаном. Теперь же надел на палец драгоценный алмаз, с мантии пыль отряхнул и поправил корону. Гордо выпрямил спину и сказал приближенным:

Здесь основать я решил новое царство.
Здесь заложу Вавилон.

И, назначив надсмотрщиков, приказал воинам и придворным из глины лепить кирпичи, строить печи для обжига и складывать башню до неба, чтобы сверху смотреть: не близится ли Авраам?

Аврааму же было слово Господне через архангела Габриэля:

Ступай в Вавилон,
где враг Мой Нимрод строит укрепление греху,
возводит оплот разврату.
В цитадели его, непокорного, настигни
и замысел нечестивца расстрой.

— Как же пойду воевать с Нимродом, когда ни припасов в дорогу нет у меня, ни доброго коня, ни острого меча, ни храброго войска?  — удивился Авраам. Простился с чистым источником и родной пещерой и отправился в путь.

Миновал опустевшую столицу и пошел берегом Евфрата, жаркой равниной. Солнце в полдень палило нещадно, и прилег Авраам отдохнуть под деревом шиттим. Тут же сон крепко сомкнул ему веки. Спустился к спящему Габриэль-архангел, сенью крыл своих отрока овеял, взвился с ним выше звезд и в мановение ока опустил Авраама у врат Вавилона. Очнулся Авраам, поразился несказанно и воскликнул:

Воистину Господь  — Бог!
Он один царит в небе и на земле,
ибо небо и землю создал Господь,
речением уст Своих все сущее сотворил.

Подбежали к Аврааму стражи города, обнажили мечи и скрестили копья, преградив ему путь. Спросили:

— Кто ты таков и куда держишь путь?

Ответил им:

— Я Авраам, слуга Бога единого, верный дому Господина моего. Он послал меня к непокорному рабу Своему Нимроду сказать:

"Покорись и поклонись Господу Превечному,
царю царей, Пресвятому, благословен Он.
Ему одному подобает царство,
склонись перед Ним и Ему служи".

Испугались его слов стражи, задрожали, побросали копья и разбежались кто куда. А Авраам вошел в Вавилон, славя имя Господне.

Слушали его жители города на улицах, площадях и рынках и в ужасе от слов его простирались перед статуями Нимрода ниц и шептали заклинания и молитвы. Авраам же говорил им:

Статуям человека, такого же, как и вы,
воссылаете вы мольбы и приносите жертвы.
Ибо истуканов почитаете
и идолам совершаете возлияния.
Рты у них  — но не говорят,
глаза у них  — но не видят,
уши у них  — но не слышат.
Такова же участь поклоняющихся им.

Нашел Авраам отца своего Тераха и мать свою, бежавших с Нимродом в Вавилон, и обратился к отцу с увещеванием. Спросил его Терах:

— Как попал ты в этот город, почему ни наблюдатели, ни стража не заметили тебя?

— Всевышний владыка мира, Он сократил пространство, а ангел Его перенес меня сюда,  — ответил Авраам.

Испугался Терах и побежал в новый царский дворец, где по-прежнему оставался вельможей. Бросился в ноги царю и обо всем рассказал Нимроду. Побледнел Нимрод, схватился за сердце, вскочил, чтобы прочь поскорее бежать, но от ужаса ослабели его ноги, и он повалился на трон без сил. Слабым голосом позвал на помощь, сбежались к повелителю верные слуги. Дрожа от страха, поведал им царь о новой напасти, в слезах и скорби искал совета у мудрецов царства.

Выступил вперед Великий астролог и издалека поклонился царю, чуть не задев его острым своим колпаком. Сказал Нимроду:

— Обладателю ли могущественного перстня, который вижу я на руке владыки, бояться юного кудесника, вступившего в борьбу с властелином мира? Пусть господин мой приложит к губам драгоценный камень, и губы царя сами изрекут совет, язык его мудрое слово молвит.

Обрадовался Нимрод, вспомнив о перстне, мешок золотых монет отвесил мудрецу, встал, совершил возлияние собственному идолу и поцеловал перстень, подаренный Сатаном. Тут же горячая судорога запечатала его уста, и Некто в одеяниях черного шелка с гневным лицом явился перед ним. Отпрянул царь и склонился в поклоне, в трепете пригнул непокорную главу, заискивающе взглянул на незнакомца. Тот сказал:

Дам царю еще один совет.
Да объявит владыка семидневный праздник,
подданных освободит от налогов,
выпустит из темниц заключенных,
наемникам, поденщикам удвоит плату,
серебром и златом наделит убогих,
сиротам царские пожалует наряды,
вдовам серьги пришлет и ожерелья.
Царским же поварам накажет
тучных быков закласть без счета,
тьмы откормленных зажарить куропаток,
рыб речных накоптить в изобилье,
хмельного питья выкатить в бочонках,
пусть семь дней пирует народ.
Знатным же, сильным и богатым вельможам,
князьям и сановникам царства,
пусть подадут изысканные блюда:
ежей с кореньями пряных растений,
язычки певчих птиц на серебряном блюде,
козленка, сваренного в молоке материнском,
устриц, омаров,
змей, моченых в крови онагра,
и копытца кабанчиков юных.

Когда же насытятся его подданные и от вина возрадуется их сердце, пусть царь предстанет перед гостями в ослепительной бриллиантовой короне, в одеждах из золота, шитых жемчугами, на высоких эбеновых котурнах, могучий, стройный, непобедимый, мудрый, прекрасный, милостивый, щедрый, грозный, блистающий, непостижимый. И да провозгласят царские слуги:

"Нимрод  — истинный владыка Вселенной,
он подчинил небеса и землю,
звезды вверху поют ему осанну,
люди внизу воздают хвалу.
Он единый и нет другого,
к нему обратим с упованием взоры,
руки к нему прострем с надеждой.
Он святой всемогущий владыка,
он один и нету другого".

Весь же народ воскликнет: "амен".

Так молвил гневный и вышел прочь, дыханием уст расплавив запоры.

Сказал магид. И сделали так: устроили пир, а на пиру восхваляли Нимрода, и ответил народ: "амен", Авраама же на пир не позвали, и больше никто не желал его слушать.

Ибо Нимрода воцарили над собою
жители столицы,
и ему, как и встарь, приносили жертвы,
статуям его совершали возлияния,
к идолам бессловесным обращали молитвы.

Видя это, возгордился Нимрод и преисполнился довольства. В Вавилоне отстроенном обрел покой и развлекался насмешками над Авраамом, говоря приближенным:

— Его Бог оставил его, забыл слугу Своего. Я же о подданных не забываю и милостями осыпаю их неустанно: что ни день, дарую им благо. А ну, приведите ко мне Авраама, пусть и он поклонится мне.

Поспешил Терах за сыном и привел его во дворец Нимрода.

— Я ли не олицетворение всемогущества?  — свысока спросил Авраама Нимрод, восседая на троне.  — Все люди делают то, что я им велю, и только я один делаю то, что хочу. Потому все что люди  — рабы, а я, великий царь и бог, я один свободен. Ибо я единственный, нет в мире подобного мне. И я никогда не умру.

Весь мир подчиняется слепой неумолимой судьбе.
Мне же ведомо будущее,
ибо в мудрости моей несравненной
я тайны созвездий постиг.
Звезды служат мне верой и правдой:
о твоем предстоящем рождении они известили меня.
Надо мною не властен никто,
я же властен над всеми:
над людьми и природой,
над прошлым и будущим,
над истиной и заблуждением,
над добром и злом.
Ибо что я нахожу истинным,
все находят,
что полагаю добром,
все полагают.
В бесконечной мудрости своей
я предписываю вселенной законы.
Поклонись мне и ты, непокорный отрок,
не позорь седин своего отца,
верного слуги моего и вельможи.

Посмотрел Авраам на отца своего и мать, склонившихся в низком поклоне перед престолом владыки. Увидел придворных, в трепете и умилении простирающих руки к царю. Взглянул на Нимрода снизу вверх и ничего не ответил. Подал Нимрод рукою знак палачам, и придвинулись к Аврааму двое.

Онемел в изумлении и трепете отрок, растерялся перед величием владыки. Взмолилась мать Авраама:

Да не погубит господин несмышленого ребенка!
В пещере я родила его,
дикие звери его взрастили,
вспоила молоком своим волчица!
Откуда ведать ему о величии Нимрода?

Разгневался Нимрод на женщину, припавшую к подножию его трона, материнские слезы не тронули злодея. Хотел сгоряча казнить обоих, но внезапный страх обуял гордеца: увидел за спиной Авраама архангела Габриэля с огненным мечом, и дрогнуло сердце грозного тирана. В растерянности он притворился милосердным, сумел за великодушие выдать испуг. Приказал Тераху примерно наказать сына, в назидание придворным отчитал его и выгнал с глаз своих все семейство.

Сказал магид. Двадцать лет прожил Авраам в родительском доме. А когда состарился Терах, отец его, призвал сына к ложу своему и молвил:

Сын мой, порожденный в скорби,
первенец силы моей, начаток мощи.
К одру болезни я прикован недугом,
сон от меня улетает, проворный,
не дает сомкнуть усталые веки,
не дает забыться блаженной дремотой.
Питье не освежает мне нёба,
всякая опротивела душе моей пища.
Видно, пришли дни, о которых скажу:
нет мне радости в них.
С той поры, как разгневался на меня светоч мира,
обожаемый всемогущий Нимрод,
солнце в небе надо мною погасло,
тьма застлала слабеющие очи.
Двадцать лет утешался лишь одним я  —
священные создавал изображения.
Это божества, могущественные духи,
верные слуги предержителя мира Нимрода.
Обладают и они властью и силой,
ибо они ходатаи человека перед великим богом Нимродом,
владыкой вселенной.
Изгнанный им за то, что тебя породить
осмелился я вопреки его воле,
я не смел молитвы, как встарь, возносить самому Нимроду.
Двадцать лет божествам его свиты
воссылал я мольбы,
о заступничестве перед лицом Нимрода просил их,
чтобы ходатайствовали перед ним о моем прощении.
Но, увы, прегрешение мое велико, безмерно!
Навек я светочем мироздания отвержен,
вожделенным возлюбленным богом моим отторгнут!

А потому, сын мой, возьми статую Нимрода и других божеств, положи их в корзину и отправляйся на главный рынок. Там продай чудотворную фигуру Нимрода и святых богов его могущественной свиты. Смотри, за богов назначь высокую цену! А на деньги найми лучших лекарей для продления жизни, и купи мне лекарств и снадобий, исцеляющих старость.

Поклонился отцу Авраам и пошел взнуздать осла, чтобы везти свой товар на рынок. А Терах перецеловал в последний раз всех своих любимых, воскурил им благовония, помазал их щедро маслом, возлил вина перед ними. Нимроду же заклал чистую голубицу, покропил его голубиной кровью и сам всех богов уложил в корзину.

Авраам привел осла, груженого богами, на рынок, и поставил их строем. Сразу же начали вокруг собираться люди, восхищались, приценивались, щелкали языками.

Сказал им Авраам:

— Вот ваши боги, которым вы поклоняетесь! Сами им и назначайте цену!

— Пятнадцать монет даю за самого большого и сильного!  — предложил богатый купец.  — Согласен ли ты?

— Если он согласен, то и я согласен,  — ответил Авраам.

— Но как же я узнаю об этом?  — удивился купец.

— Спроси его, пусть он ответит,  — предложил купцу Авраам.

— Смеется он над нами!  — закричал возмущенный купец.  — Виданное ли это дело  — спрашивать у камня! Слыхивал ли кто из вас, чтобы боги говорили?

— А разве не дурней истукана человек, возносящий молитвы камню? Вы еще глупее этих идолов.

Рты у них  — но они не говорят,
глаза  — но они не видят,
уши  — но они не слышат,
ноздри  — но они не обоняют,
нет от них ни толку, ни пользы,
и таков же прообраз их, сам Нимрод.

Нет у него ни могущества, ни силы, а если есть  — пусть постоит за себя и своих богов!

Авраам схватил крепкую дубинку и стал колотить идолов, разбивая их на куски.

— Что ты делаешь, святотатец!  — в ужасе закричал купец.  — Это же могучие и всесильные боги!

— Раз они могучие и всесильные, пусть защитят себя. Ты же полагаешься на их защиту!  — ответил Авраам, прицеливаясь по макушке Нимроду. Бах!  — и голова главного бога, великого предержителя вселенной, отлетела и покатилась под гору, подпрыгивая на кочках. Перепуганный купец побежал к Тераху просить, чтобы тот унял сына, а толпа на базарной площади все густела, завороженно глядя, как Авраам разбивает идолов. Переколотив их всех, он вложил дубинку в руку обезглавленного Нимрода. В это время в сопровождении купца, охая и хватаясь за бок, на площадь приковылял Терах.

— Как ты посмел!  — закричал он испуганным плачущим голосом, готовясь обрушить гнев и проклятия на сына.

— Но это не я их расколотил, отец,  — стал оправдываться Авраам.

— А кто?  — опешил от неожиданности Терах.

— Одна добрая женщина принесла в жертву великому Нимроду горсть жирных улиток. Другие боги напали на него, чтобы отнять их, а тот разозлился, схватил вот эту дубинку и переколошматил всех, но в потасовке ему самому оторвали голову,  — объяснил Авраам.

— Негодяй!  — завопил Терах и затопал на сына ногами.  — Посмешище из меня делаешь перед людьми? Где же это видано, чтобы идолы ели, да еще дрались из-за еды? Ты думаешь, я совсем рехнулся?

— А разве в своем уме тот, кто приносит жертвоприношения камню и молит его о благе, будто тот, кто сам ни рукой, ни ногой двинуть не может, в силах кому-то помочь!

Придвинулись люди к Аврааму и слушали его с изумлением, стараясь не проронить ни слова, и чем больше он говорил, тем сильнее разгоралось сияние его лица.

Господь сотворил небо и землю,
душу живую вдохнул в человека,
стезями праведными заповедал ему идти.
Проклят делающий изваяния литые и каменные,
ибо служение им  — мерзость перед Господом.
Поклонимся Господу милосердному,
ибо Он  — царь великий, над всеми божествами.
Он  — Бог наш, а мы стадо Его, овцы руки Его!
Он приходит судить землю,
судить будет Он вселенную справедливостью,
народы  — истиной Своей.
Законы Его святы, установления Его истинны.
Он защищает сироту,
вдову и пришельца,
суд бедняка открыт перед Ним.
Гордецов принижает Господь,
униженных возвышает,
любит праведных, творящих милость!
Встают цари земли и властелины,
совещаются вместе против Господа:
"Разорвем узы Его
и сбросим путы заповедей Его,
будем творить зло,
нечестие возведем в закон".
Пребывающий в небесах усмехается.
Господь насмехается над ними.
Он заговорит с ними в гневе Своем
и в ярости Своей их ужаснет,
сокрушит их жезлом железным,
как сосуд горшечника разобьет!

Задрожал Терах, ужаснулся словам сына, схватил его и потащил к царю. Но Нимрод затаился в дальних покоях, не вышел навстречу Аврааму, ибо боялся его. Приказал страже бросить Авраама в темницу, есть и пить не давать ему, чтобы юноша умер там от голода и жажды. В народе же многие поверили в Бога Авраама и перестали служить идолам, почитать изображения Нимрода. Говорила жена Тераху:

Сына своего, кровь свою и плоть,
собственными руками ты отдал царю-злодею,
на растерзание льву ненасытному бросил ребенка!

Трепетал Терах от дерзких слов жены, запирал двери на засовы, ставнями от чужих глаз замыкал окна, караулил соглядатаев на крыше, стонал от старческих недугов и говорил жене:

Во славу царя могущественного,
Нимрода-исцелителя, великого подателя блага,
родного сына я не пощадил,
мучительной предал его смерти.
Быть может, в награду за эту жертву
уврачует владыка мои болезни,
от непосильных страданий избавит меня,
возвратит рабу своему молодость и радость жизни!

Отвечала ему жена:

Господь в пещере не оставил младенца,
и в темнице Всемогущий не покинет сына.
Защитит Авраама от рук злодеев,
избавление пошлет ему в подземелье!

Плакала жена Тераха и молилась Господу о спасении сына. А Терах слепил из обломков статую Нимрода, возливал ему вино, помазывал маслом и молил об излечении от недугов, в награду за верность просил себе молодости и силы.

Сказал магид. Авраам взмолился в темнице:

— Господи милосердный! Ведомо Тебе, за что бросили меня в подземелье, лишив воды и пищи!

Услышал Превечный Благословенный его молитву и послал к нему архангела Габриэля. Тотчас раздвинулись стены темницы, и стала она волшебным садом. Чистый источник журчал среди цветов и деревьев, наполняя воздух прохладой. Запах дивных цветов и благоуханных трав разлился по саду. Ласковый ветерок шевелил листву райских деревьев, в которой прятались сладостные плоды. Развернул архангел Габриэль огненный свиток, и на белом пламени увидел Авраам черные буквы. Целый год обучал Авраама Святой Торе Господней архангел Габриэль. В волшебном саду пели дивные птицы, сочные плоды утоляли голод и жажду, покой и безмятежность царили вокруг. А наверху, в царском дворце, осунувшийся и мрачный, день и ночь совещался с министрами и царедворцами испуганный Нимрод. Думал и гадал, как извести Авраама, как истребить истину из мира. Половину советников и звездочетов казнил за лень и глупость, другую  — за легкомыслие и коварство, пока не остался вдвоем с Великим астрологом. И тогда снова вспомнил о перстне, коснулся его губами и в третий раз взмолился к Сатану. Не стыдясь, умолял его о спасении, ползал у ног его на коленях, в слезах целовал ему руки, лобызал ступни и край платья. Смягчился надменный и сказал:

— Подам Нимроду последний совет, протяну утопающему руку, негодному слуге окажу милость. Пусть огородит царь лобное место, высоким забором окружит главную площадь. Каждый из подданных царя да явится на площадь с вязанкой дров, хвороста и сухих сучьев. Сложат вместе, каждый свое полено, и зажгут разом великий костер во славу раба моего Нимрода. В этот костер бросит царь Авраама, и сгорит, сгинет Авраам из мира. Только помни, царь,  — каждый подданный должен принести свою вязанку, сам собрать ее и сам уложить в кучу.

Обрадовался Нимрод несказанно, схватил любимого астролога за бороду и закружил вокруг себя в неистовом танце. Приплясывая и припевая, бросился к трону, воссел на золотое седалище и крикнул:

— Позвать сюда смотрителя темницы!

Предстал перед ним темничий, в руках его связка ключей. Велел ему царь:

— Закуй узника в цепи и приведи ко мне. Сообщу ему решение наше.

Взглянул на царя без страха темничный смотритель и ответил:

— По велению царя ни есть, ни пить не давали отроку в подземелье. Возможное ли приказывает мне царь: спустя год доставить узника целым и невредимым, да еще силу юноши смирить, сковав его цепями?

— Но ведь он жив!  — закричал Нимрод, потрясая стены дворца.

— И потому это, что Господь, Бог Авраама,  — Бог истинный, а Нимрод  — лжец, мерзостный тиран и обманщик,  — ответил смотритель темницы.

— Неправда!  — испугался Нимрод.  — Узник  — обычный колдун и умеет обходиться без пищи! Горе тебе, темничный смотритель, что восстал ты на царя своего и бога! Стража! Сейчас же отрубите голову отступнику, кощунствующему рабу моему пресеките выю!

Со всех сторон накинулись палачи и стражники на темничего, но сколько ни рубили ему шею мечами  — лишь булатные клинки затупили, зазубрили каленую дамасскую сталь.

— Пусть господин мой и повелитель поскорее сожжет Авраама,  — в страхе зашептал Нимроду Великий астролог,  — не то взбунтует он нам весь город, сидя в подземелье! А темничего, непокорного раба твоего, пусть изгонят прочь, выставят вон из царства.

Потемнел лицом Нимрод, налился ядом, надулась на лбу у него жила. Страшным криком закричал на всю свою державу:

— Стройте мне до неба печь! В ней сожгу врага моего, или сам сгину!

Сорок дней и сорок ночей кипела работа на главной площади столицы. Под плетями надсмотрщиков царских строили жители вавилонские печь до самого неба. В ту печь каждый клал собранные дрова, сучья и хворост. На сороковой день наполнилась печь, и велел Нимрод привести Авраама. Но никто не смел войти в подземелье, нарушить святость дивного сада. Завидя сияние лица Авраама, в страхе пятились прочь закаленные солдаты, бессердечные палачи плакали и в умилении целовали ему полы одежды, падали ниц перед ним звездочеты и уползали кудесники как змеи. Тогда вспомнил Нимрод про верного слугу своего Тераха, призвал его перед лицо свое, обласкал перстами охающего старца и велел привести сына к огненной печи. Приплелся Терах в темницу, со стонами спустился в подземелье, взял за руку сына и вывел на лобную площадь.

Сказал магид. Запалили в гигантской печи огонь, и до самого неба взвилось пламя. Черным дымом заволокло полмира, погасло солнце на небосводе, день обратился в ночь, а земля  — в преисподнюю мрака, освещаемую отблесками адской печи. Нимрод приказал:

— Бросайте его!

Приблизились палачи, схватили Авраама, но из среды огня длинный язык пламени протянулся, изгибаясь, и попалил палачей.

Ахнула толпа на площади и онемела.

— В огонь! В огонь его!  — грозным воплем огласил вселенную Нимрод.

Бросились на Авраама солдаты, окружили его, схватили, потащили к печи. Но оттуда вновь протянулся огненный язык и попалил солдат.

Тогда Нимрод призвал Великого астролога, облобызал его и благословил на подвиг:

— Ты мой верный слуга, мудрость твоя лишь моей уступает в мире, тебя как отца родного я почитаю, тебя люблю как брата. Ты больше всех мне дорог в мире, и потому для меня не пожалей жизни: обними Авраама, сожми его крепче, и бросайтесь оба в огонь  — ты и он. Если же выйдет пламя из печи  — тесно обнявшихся, вас обоих оно спалит.

Отошел на три шага старец и низко склонился перед царем, задев острием колпака загнутые носы его башмаков:

— Жизнь за владыку вселенной, царя и бога Нимрода, каждый из подданных его счастлив отдать. Но стар и немощен твой покорный слуга, в то время как юноша молод и крепок. Вырвется он и убежит от меня! Дряхлый, его удержать не сумею. Ибо кто я ему, чтобы он слушался моих приказаний? Не брат, не отец, не учитель. Вот если бы Терах сам за руку взял своего почтительного и послушного сына и бросился с ним в зев огненной печи  — тогда не посмел бы ослушаться воли отца Авраам, не стал бы родителю перечить отрок. И, наконец, сгинули бы оба: родитель и порождение.

Понравился совет мудрого старца Нимроду. Позвал Тераха и сказал:

— Бери сына за руку и ступай вместе с ним в огонь. Этим свой грех передо мною искупишь.

Опечалился Терах, свела ему сердце кручина, заплакал, затрясся, взмолился к царю:

Государь, всемогущий владыка!
Сжалься над первенцем, опорой моей и усладой!
Сыночка милого пощади!
Прости его, властелин милосердный!
Несмышленыш, юноша глупый и дерзкий!
Вели его высечь!
Забей хоть до смерти ребенка!
Только мучительной казни вместе со мною
отрока не предавай!

Огляделся, увидел жену свою и закричал:

— Жена! Моли и ты о спасении сына!

Выступил перед царем Авраам и сказал:

Сам я брошусь в огонь.
Господь  — судья справедливый.
Если кара заслужена мною  —
погибну и грех искуплю.
Если же нет  —
Всевышний усмотрит виновных.

Шагнул вперед и бросился в печь.

Ахнула громко толпа, несметный вырвался вздох, вскрикнула мать Авраама. Увидели все  — в недрах печи раскаленной, где плавятся твердые камни и сталь течет ручейками,  — ходит, сидит и стоит Авраам, осененный крылами ангела с блистающим подобно солнцу мечом.

— Не смотрите!  — трясясь от злобы, завыл, завизжал посрамленный Нимрод.  — Это колдун! Он огня не боится! Сейчас я его! Где мое верное кольцо? Эй, слуги! Закройте всем людям глаза! Рубите головы им, чтоб не смотрели!..

Поднес ладонь к лицу и страстно поцеловал перстень. Тут же перед ним возник огромный и темный, разгневанный, в ярости сеющий ужас. Попятился Нимрод  — но поздно. Схватил его страшный и черный, обнял, взвился к невидимым тучам и оттуда ринулся в печь. Вспыхнуло с небывалой яростью гигантское пламя, взвилось до небес и разом погасло. С грохотом рухнула огромная печь, и единого целого кирпича от нее не осталось. Весь город покрыли обломки. Пали на лица свои все жители города и головы не смели поднять.

Сказал Авраам:

Сила моя и ликование  — Господь.
Он неправды во мне не усмотрел,
нечестия в душе моей не увидел.
Он стал спасением мне,
ибо Он  — Бог мой, и Его прославлю,
Господь мой, и Его превознесу!
Превосходством величия Своего
Он расстраивает восставших против Него,
посылает гнев Свой и палит врагов как солому.
А любящих Его избавляет Господь,
их Он насадит на водах спокойных,
путями праведности поведет,
к служению своему приблизит.
Господь будет царствовать во веки веков!
Господь един, и имя Его едино, и нет кроме Него!

Поднялся весь народ и сказал: "амен".

Собрали все статуи Нимрода и другие изваяния и разбили их, вырвали с корнем священные деревья, колдунов и прорицателей побили камнями, волхвов и кудесников бросили в реку.

И стал Авраам учить их закону Бога, путям справедливости и добра.

Сказал магид. Отец Авраама, Терах, раскаялся в заблуждениях идолопоклонства и стал верным учеником сына. Мать нашла Аврааму невесту. А Великий астролог прочитал по звездам, что Аврааму суждено умереть бездетным, и поэтому дожил до того дня, когда у Авраама родился сын Ицхак.