Ривка Керен

Перед вами - рассказ Эдны, девочки, жившей возле границы, которой больше не существует.

Было субботнее утро. Я сидела на подоконнике и смотрела на наш двор, разгороженный посередине каменным забором. Рядом с забором на высоком шесте был прикреплен желтый ржавый щит с надписью:

О с т о р о ж н о - г р а н и ц а !

Наш двор - эти и есть границы. Все, что до серого низкого забора - тут; все, что за ним, - там. Забор отделяет Иерусалим от Иерусалима… Но там за границей - совсем другой Иерусалим.

На той стороне границы не видно ни души.

"Соседи еще спят", - подумала я. Мне они хорошо знакомы. У одного из них - черные усы, на голове - кафия, а в руках - автомат и бинокль. Такие у нас соседи… Они соорудили на своей половине укрепление из мешков с песком, камней и колючей проволоки и оттуда часами рассматривали нас. Они видели, как я прыгаю через скакалку возле щита. Иногда я поглядывала в их сторону. На лицах соседей сразу же появлялось суровое выражение, а дула их автоматов приподнимались.

Однажды, вернувшись из школы, я увидела, что стены нашего дома иссечены пулями. С тех пор я стала бояться и одновременно злиться: почему они обстреляли нас? Разве они не знают, что мы - я, мама, папа, сестренка Рут, брат Иоав и еще братишка, который только родился, - живем здесь? Ведь они в самом деле могли в нас попасть!..

У самой их баррикады, справа от нее, в полуразрушенном доме жили мальчик-араб и дряхлая старуха, - наверно, его бабушка. У мальчика была рубашка защитного цвета, всего одна; зимой он надевал поверх нее старую солдатскую куртку, которая была ему велика. В окнах их хибарки не было стекол, в холодные дни они закладывали оконные проемы камнями и досками.

Мы с этим мальчиком подружились. Да, да, можно быть друзьями и на расстоянии! Летом и он, и я играли на солнце, а зимой шлепали по лужам и грязи. Он - там, я - тут.

Когда нас никто не видел, мальчик приветственно махал мне рукой. Я махала ему в ответ, и мы улыбались друг другу. Мне хотелось спросить его: "Сколько тебе лет? Где твои мама и папа? В какой школе ты учишься?" Но мы с ним не могли поговорить: невысокая каменная стена и ржавый щит разделяли нас.

Сейчас ранним субботним утром, я сидела на подоконнике и ждала его. В руке у меня - бумажный пакетик с разными конфетами: мятными, шоколадными и леденцами. Две недели я откладывала каждый день по грошу, экономя на школьных завтраках, чтобы купить эти конфеты.

В укреплении не было видно солдат, - наверно, они завтракали. Мои родители и младший братишка еще спали. Издалека, из Старого города доносились субботние песнопения и звон колоколов.

И вдруг я увидела его. Я выпрыгнула из окна и подбежала к шесту со щитом. Мальчик стоял и смотрел на меня. Размахнувшись, я бросила пакетик. Бух! Пакетик шлепнулся на землю. Один из солдат поднялся и выглянул наружу. Он внимательно оглядел двор, но ничего не заметил и опять скрылся. Затаив дыхание, я следила за моим другом. Мальчик быстро нагнулся, схватил коричневый пакетик, нетерпеливым движением раскрыл его и заглянул внутрь: конфеты! Он поднял на меня глаза и несмело улыбнулся. Солдат в укреплении отложил бинокль и что-то крикнул по-арабски. Я отошла. Мальчик тоже испуганно отпрянул. Он исчез в развалинах, и после этого я его долго не видела.

Однажды - было это в начале весны - раздался выстрел. Проснулись и залаяли псы. В каком-то из соседних дворов закричала женщина. Я была в то время на улице и, услышав выстрел, в смятении помчалась домой. Выстрел… пулеметная очередь… еще очередь… кто стреляет?! Почему стреляют?..

Я вбежала в наш двор и у самого щита упала, что-то ударило меня чуть выше колена. Я хотела подняться, но споткнулась и снова упала. Дотронулась до колена - оно в крови. И тут я вдруг поняла, что в меня стреляли! Я застыла на месте. Кто-то подбежал ко мне, остановился, поколебавшись, наклонился надо мной и заглянул в лицо. Это был тот самый мальчик. Он перебежал границу! Как ему это удалось?

Мальчик быстро стянул с себя рубашку, порвал ее на полосы и молча перевязал мою ногу. Только позже я сообразила, что он теперь остался без рубашки.

Потом я услышала голоса отца и других людей. Стрельба прекратилась. Во дворе зажгли фонари, но мальчика уже не было. Он исчез.

Все время пока продолжалась война, я лежала в больнице с загипсованной ногой. В один прекрасный день стрельба в городе прекратилась. Вдруг люди начали обниматься и целоваться. "Старый город взят! Западная стена наша!"

В эту минуту я подумала о том, что теперь смогу поговорить с соседским мальчиком. Без опаски.

Через две недели я вернулась домой. Вокруг все изменилось. Каменный забор снесли. Одна из стен нашего дома рухнула. И улица, и двор были усеяны осколками стекла и изрыты воронками от снарядов. Я добралась до желтого щита и там остановилась. Укрепление опустело, солдат в нем не было. Я перешла границу. На секунду меня охватил страх. Осторожными, медленными шагами я приблизилась к развалинам. Заглянула внутрь - никого. Дверь сорвана с петель. Железная кровать перевернута. Валяется разбитый глиняный горшок… Ни души.

К дому подошла незнакомая арабка. Я спросила ее: "Мальчик… До войны… Жил тут с бабушкой… Где он?" Женщина не знала иврита, но догадалась, о чем я спрашиваю. "А-а, Саид… - сказала она. - Амман… Амман!" - и показала рукой на восток.

Я вернулась, остановилась возле ржавого щита, нагнулась и нацарапала на нем два слова: на восточной стороне - "Саид", а на западной - "Эдна".