Александр Львов (С.-Петербург)

СПИСОК РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО

Когда современный человек пытается читать Библию, его ожидания, воспитанные европейской литературой, часто оказываются обманутыми. Хорошо знакомые сюжеты в оригинале выглядят скучно и сухо — ни одного лишнего слова, никаких живых красок, эмоций... Зато с непонятным сегодня упоением Библия перечисляет имена, страны, годы жизни — словом, все, что только можно перечислить. И когда вы сталкиваетесь с очередным длинным библейским родословием, в голову приходит вопрос: «Ну зачем я буду это читать?»

Впрочем, подобные трудности испытывают не только читатели Библии. Вспомним хотя бы мандельштамовское: «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины...» Почему только «до середины»? Просто дальше не идет...

Но чем же все-таки привлекали древних все эти списки и перечни? И есть ли что-нибудь в нашей сегодняшней культуре похожее на такое вот трепетное отношение к перечислению?

Вспоминается анекдот, который рассказывают о Колмогорове. На вопрос «Что такое математика?» он ответил: «Математика — это то, чем занимаются Чебышев, Ляпунов, Стеклов и я». Эффектный ход! Вместо ожидаемого определения сущности математической науки, ее идеи, Колмогоров просто перечислил математиков. Каждый из них занимается, чем хочет, он не скован никаким наперед заданным определением своих интересов, но чем бы ни занимались эти люди, это все — математика.

Чем-то похож на этот анекдот приведенный в мидраше Сифра спор, хотя речь в нем идет, конечно, не о математике, но о сущности Торы, о ее основных принципах:

Не мсти и не имей злобы на сынов народа твоего, но люби ближнего твоего как самого себя (Левит, 19:18). Раби Акива сказал: это принцип великий в Торе. Бен Азай сказал: Вот родословная книга человека (Бытие, 5:1) — принцип более великий.

Вопрос о главном принципе, положенном в основу Учения, кажется нам вполне естественным, и раби Акива, который считает любовь к ближнему таким вот основанием Торы, нам вполне понятен. Это именно то, чего бы мы ждали в ответ на вопрос «Что такое иудаизм?» или «В чем сущность Торы?» — словно мы заранее знаем откуда-то, что религия должна строиться на некой этической концепции.

Однако Бен Азай называет более великим принципом Торы совсем иное. Тора для него — просто родословная книга, перечень людских поколений.

Стих, который Бен Азай приводит в качестве главного принципа Торы, — зе сефер толдот адам — можно перевести и так: «Эта книга (т. е. Тора) — родословие Адама». Эта Книга, содержащая еврейское Учение, — не комплекс религиозных и этических идей, не мировоззрение, а просто — список разных, не похожих друг на друга людей, совсем по-разному, может быть, смотрящих на мир, объединенных лишь тем, что все они попали в эту Книгу, включены в один список. И тогда сущностью иудаизма и смыслом Торы оказывается все, что делают, говорят, думают эти разные люди. Все, что они уже сказали в прошлом, что говорят сейчас и скажут в будущем.

Такой неожиданный и даже, можно сказать, максималистский взгляд уравновешивает и дополняет более привычный, высказанный раби Акивой. Но максималистским он выглядит только в наших глазах. Два мнения о великом принципе Торы совершенно равноправны. Словно два далеких друг от друга полюса, они формируют пространство еврейской традиционной жизни. Впрочем, не только пространство, но и время — время еврейской истории.

Сказал раби Йоханан: Мессия не придет до тех пор, пока не станут все люди, задуманные Творцом, и это те, о которых сказано в книге Адама — первого человека: зе сефер толдот адам — это книга порождений человека (Кохелет Раба, 1:12).

Вот что говорит этот мидраш: история начинается с Книги — с грубой, бессмысленной поначалу заготовки человечества. Буквы ее, словно семя нерожденных еще поколений, брошены в мир, чтобы стать живыми душами людей, стать именами живущих. И лишь когда завершится их список, когда исчерпается Книга и последняя буква ее обретет человеческую плоть и смысл — тогда придет мессия и закончится эта долгая история. Лишь тогда, с приходом мессии, еврейское Учение сможет стать полным и выразить согласное мнение всех евреев и всего человечества — по списку.

Но, пока мессия еще не пришел, разрыв меж двумя полюсами, двумя определениями иудаизма виден очень хорошо — может быть, даже слишком хорошо.

Есть евреи, для которых Тора — это Учение, и оно велит им жить в общине, любить своих ближних, быть такими же, как они.

Но есть и другие евреи, которые помимо своей воли попали в список, числятся евреями, сами не зная почему, и никто не может им объяснить загадку их еврейства. Я имею в виду, конечно, русских евреев, многие из которых Тору в глаза не видели и, возможно, даже не знают, что злополучная или благословенная запись в советском паспорте — «еврей» — есть не что иное, как вошедшее в русский язык древнееврейское слово «иври», слово Торы, прочно связавшее их с этой Книгой, определившее их судьбу. Возможно, раби Акива мог бы их упрекнуть в том, что они (русские евреи) не похожи на евреев традиционных общин, не всегда их любят и понимают, а своих общин не создают. Однако Бен Азай не делает различий между теми и другими — зе сефер толдот адам — все они на равных правах включены в один список, все несут на себе печать Торы, Божий образ.

Итак, религия может быть задана не только учением, принципами веры, правилами общежития, но и списком. И то, и другое способно связать, объединить людей — то есть быть религией в буквальном смысле этого латинского слова. И теперь мы можем сформулировать странное на первый взгляд определение: иудаизм — это список всех евреев. Чтобы увеличить странность, можно еще добавить: вне зависимости от их религиозных и прочих убеждений.

Войти в этот список может каждый — было бы желание. А вот выйти из него гораздо сложнее. Впрочем, теоретически возможно и это, Тора говорит о таком: «...истребится душа его из народа своего». Но решение об отделении души от народа принимается, согласно Торе, не на земле...

Такая религиозная общность ничем не отличалась бы от национальной, этнической — если бы не список. Список, который задает очень простую и естественную, и в то же время немного мистическую, связь человека с Книгой, в которой запрятано, зашифровано его имя.

600 000 букв, согласно преданию, было в Торе, дарованной евреям на горе Синай, и 600 000 человек, стоявших под горой, получили каждый — по букве. И, значит, у каждого еврея есть в Торе «своя» буква, или слово, или стих. А великий каббалист р. Ицхак Лурия мог прочитать, говорят, на лбу человека его собственный, присущий этому человеку стих — его истинное, хотя и неизвестное ему имя, его личную связь с Торой.

Вера в существование такой связи и составляет сущность еврейской веры, еврейской религии в нашем альтернативном, не идеологическом определении иудаизма. Почему «не идеологическом»? Да потому, что эта связь устанавливается не по сходству с персонажами Библии, не по общим с ними воззрениям и представлениям о Боге, а в первую очередь по тому, что твое имя вписано древними буквами в эту загадочную Книгу, и не твои представления о себе, а ты сам оказался в ней, попал в этот неизвестно для какой цели составленный список, предписавший тебе особую судьбу.

Есть что-то пугающе-притягательное в этой идее списка, и не только древние чувствовали ее образную силу. Знаменитый фильм Стивена Спилберга начинается списком имен, который печатает на машинке чья-то невидимая рука, — «Список Шиндлера», список спасенных, получивших надежду на жизнь евреев. Список словно бы становится главным героем фильма, он повторяется на разные лады и разворачивается перед нами то видеорядом, то стопкой бумаги, то голосом диктора. Список покупают и продают, он приносит доход и разоряет, за место в списке торгуются. Но попавшие в список сохраняют свою личность, свое имя, свою человеческую значимость. Список, простой перечень еврейских имен обретает как бы магическую силу и оказывается вдруг единственным средством против тотального обезличивания, против бездушной машины уничтожения. Человек в этом списке поименован и, значит, не может быть заменен любым другим. «Мы — евреи Шиндлера!» — кричат героини фильма в минуту опасности, уповая на свою принадлежность к этому купленному и проданному списку, на свою неизменную избранность и незаменимость в этом списке, как некогда уповали евреи на свою незаменимость в Торе, на принадлежность к «списку порождений человека» — сефер толдот адам.

Древняя метафора списка жива еще сегодня. Замечали ли вы, что в периодически возобновляющихся слухах о готовящихся погромах, часто — слишком часто для простой случайности — упоминаются списки: адреса, имена тех, кого, якобы, будут громить? Кажется, что упоминание уже составленных списков придает этим слухам особую достоверность и убедительность. Может быть, потому, что каждый еврей знает в глубине души, что записан в каком-то списке, и только не знает — в каком, и потому ждет, и боится, что ему предъявят этот загадочный список, в котором он увидит свое имя, узнает себя. И потому множатся шарлатаны, составители фальшивых списков, «представители Бога на земле», наглядно объясняющие каждому его место в составленных ими списках. Поверить им легко. Гораздо сложнее самому отыскать свое подлинное имя в настоящем списке, в Книге порождений человека — сефер толдот адам.

ЗАГАДОЧНАЯ СМОКОВНИЦА

Что интересует современного человека в религии? Моральное поучение? Обещание спасения? Может быть. И все же многих влечет к религии совсем другое — простое любопытство, возможность прикоснуться к загадкам и тайнам, к иному видению мира. Но загадку можно встретить не только там, где речь идет о сверхъестественном, о чудесах и о Боге, о пророках и ангелах. Иногда религия доверяет свои тайны самым обыкновенным вещам. Возьмем, к примеру, смоковницу.

Мудрецы Талмуда говорят о смоковнице часто и, кажется, охотно. Типичный случай-прецедент, описанный в Талмуде, если уж происходит под деревом, то скорее всего этим деревом окажется смоковница. О чем спрашивает суд свидетелей тяжкого преступления — убийства, например? Ну конечно, о смоковнице, под которой они сидели, когда увидели преступление! Какого цвета были ее плоды? тонкими или толстыми были их ножки? — такие вопросы интересуют судей, и вот, смоковница помогает им, сличив показания свидетелей, выяснить, правду ли они говорят (см.: Санхедрин, 41а).

Впрочем, любое плодовое дерево привлекало внимание жителей земли Израиля в те времена, в первые века новой эры. Финиковые пальмы, гранаты, виноград, масличные деревья, свежие и сушеные плоды, вино и масло играли очень заметную роль в хозяйственной жизни страны. Да и само дерево, в тени которого человек мог спрятаться от безжалостного солнца и подкрепить свои силы, еще не утратило тогда своего древнего очарования. Были знаменитые деревья — им давали имена как людям, и даже строгий еврейский закон делал для них поблажки (см.: Пеа, 7:1). И все же обетованную землю, текущую молоком и медом, мудрецы находили именно под смоковницей, как рассказывает об этом Талмуд:

Однажды Бар Иехезкель увидел козу, пасущуюся под смоковницей, и мед вытекал из плодов, и молоко изливалось из вымени козы, и смешивалось одно с другим, и сказал он: «Вот земля, текущая молоком и медом».

(Ктубот, 111б)

Смоква представлялась мудрецам плодом, близким к совершенству. В нем нет почти ничего лишнего, несъедобного — ни твердой косточки, ни жесткой кожуры — только ножка плода, которая прежде связывала его с деревом.

«Выброси ее и устрани недостаток» — говорит раби Юдан.

(Берешит Раба, 46:1)

Возможно, поэтому смоковница стала символом мудрости, символом Торы.

Однажды охватил меня жестокий голод, — рассказывает раби Йоханан, — и подбежал я к восточной стороне смоковницы, и случилось со мной сказанное Экклезиастом (7:12): «Мудрость дает жизнь владеющему ею».

(Йома, 83б)

Почему — «к восточной стороне»? Да потому, что на этой стороне смоковницы самые вкусные и сладкие плоды, как сказал раби Йосеф:

Кто хочет почувствовать вкус смоквы, пусть обратится к востоку.

(Йома, 83б)

Такими предстают перед нами мудрецы Талмуда — соединяющими, смешивающими свою жизнь со стихами Писания, живущими сразу в двух измерениях. «Обратиться к востоку», чтобы почувствовать вкус или смысл (перевести можно и так, и этак), — значит ли это обратиться к древней мудрости, устремиться к прошлому, к затерянному на Востоке райскому саду (в котором, кстати, росли смоковницы, как утверждает Библия), или же перед нами практическая рекомендация опытного садовода и гурмана? Смоковница ли спасла раби Йоханана от голодной смерти своими спелыми плодами, или же мудрость Торы осенила его своим бестелесным благословением? Кажется, что речь идет сразу обо всем, как это бывает во сне. И все же это не сон, мудрецы вовсе не бегут от реальности, не подменяют ее даже самым священным Писанием, самой возвышенной идеей. Их глаза остаются открытыми. Слова древних текстов не то чтобы руководят мудрецами — они просто «случаются» с ними, встречаются им на каждом шагу, в виде козы или дерева, например. Нужно только вовремя вспомнить подходящий стих, а для этого нужно знание множества текстов — наизусть, назубок, да еще — желание найти в них смысл, попробовать их на вкус. То, что бережно сохраняется в памяти, когда-нибудь обязательно оживет, дождется своего «случая», станет живой плотью, спелой мякотью плода.

Как сказано: «Стерегущий смоковницу будет есть плоды ее».

(Притчи, 27:18)

Так понимают мудрецы этот стих:

Сказал раби Йоханан: «Стерегущий смоковницу будет есть плоды ее — о чем это? Слова Торы — чем они подобны смоковнице? Как смоковница — во всякое время, когда человек прикасается к ней, обретается на ней плод, так и слова Торы — во всякое время, когда человек произносит их, пребывает в них смысл».

(Эрувин, 54а, б)

Найти новый смысл в старых, о другом, казалось бы, сказанных словах, можно во всякое время — было бы только желание, так же, как во всякое время на смоковнице можно отыскать спелый плод.

Не в одночасье созревают они, — поясняет Раши в своем комментарии, — но часть их — сегодня, часть — завтра, и во всякое время можно есть их.

Плоды созревают в разное время, поэтому — так говорится в Талмуде — для сбора смокв не нанимают сезонных рабочих, и еврейский закон не требует оставлять на смоковнице часть плодов для бедных — никакого «коллективизма», «учет и контроль» невозможен в отношениях с этим своевольным деревом. Хозяина связывают с его смоковницей особые, почти личные отношения, не допускающие вмешательства посторонних, он должен сам подойти к дереву, прикоснуться к нему, и смоковница, словно откликаясь на его заботу, словно по собственной воле дарит ему свои плоды. И такие же отношения связывают мудреца с его Торой.

Понятно, почему смоковница стала символом мудрости. И теперь, возможно, нам будет понятнее смысл того проклятия, которое обрушивает на смоковницу основатель другой религии. В Евангелии от Матфея (21:18—19) мы читаем об Иисусе:

Поутру же, возвращаясь в город, взалкал; и, увидев при дороге одну смоковницу, подошел к ней и, ничего не найдя на ней, кроме одних листьев, говорит ей: «Да не будет же впредь от тебя плода вовек». И смоковница тотчас засохла.

За что проклинает Иисус смоковницу? Чего он ждал от нее — ведь, как рассказывает другой евангелист, Марк (11:13), «еще не время было собирания смокв»? Может быть, он ждал того, что было обещано мудрецами, — свежий плод «во всякое время»? Так или иначе, проклиная смоковницу, Иисус проклинает одновременно и дерево, отказавшееся плодоносить в соответствии со словами мудрецов, и старую иудейскую мудрость, символом которой оно является. Проклинает за то, что эта мудрость не сдержала своего обещания, за то, что действительность не соответствует ей.

Понятно, что отношение к еврейской мудрости в Талмуде — апологетическое, а в Евангелиях наоборот — критическое. Интересно другое — две традиции, две развивающиеся параллельно и восходящие к одним источникам литературы выбирают для своего спора вполне конкретный, хотя и по-разному осмысляемый предмет — смоковницу. Талмуд описывает ее как приносящую плоды «во всякое время, когда человек прикасается к ней», Евангелия же указывают на одну, по крайней мере, «покрытую листьями», но бесплодную смоковницу, никак не отозвавшуюся на прикосновение Иисуса.

Коль скоро спор происходит на почве ботаники, посмотрим, что говорит о смоковнице наука. В книге профессора Жуковского «Культурные растения и их сородичи», выпущенной ленинградским издательством «Колос», говорится о трех типах соцветий Ficus carica (так называется наше дерево на ученой латыни). Самые ранние — профики, преимущественно мужские соцветия, завязываются весной. Соцветия следующего типа, маммони, преимущественно женские, завязываются в августе, они дают самые вкусные и сладкие плоды. И, наконец, в конце сентября появляются соцветия манне. Но это относится к советским субтропикам. А в Палестине смоковница успевает за год пройти два цикла. Оксфордская Библейская Энциклопедия утверждает, что плодоношение продолжается 10 месяцев. И все же два зимних месяца смоковница лишена плодов.

Похоже, мудрецы проявили некоторый максимализм, сказав «во всякое время» вместо более точного и осторожного «большую часть времени». На эту их неосторожность совершенно справедливо указывает евангельская история. Конечно, Иисус проявляет в этом рассказе еще больший максимализм: если нет плодов сейчас, пусть их не будет никогда. Но не наше дело — оценивать его поступки. Не стоит также спрашивать, почему мудрецы допустили разрыв между своей поэтичной мудростью и приземленной ботанической истиной, им, без сомнения, известной, — слишком напрашивается в ответ «Тьмы низких истин мне дороже / Нас возвышающий обман». И все-таки — если бы не этот разрыв, отделяющий Тору от ее почвы, проводящий грань между смоковницей-мудростью и смоковницей-деревом, не было бы, возможно, изгнания…

В этой истории о смоковнице, как в зеркале, отразилась вся еврейская история. Когда евреи оказались в рассеянии, лишились своей земли и своих деревьев, с ними осталась лишь мудрость, Тора, — оторванные от своих корней, лишенные почвы слова. Но говорили они все о том же — о земле, текущей молоком и медом, и о деревьях, приносящих плоды во всякое время.

Так что же такое эта несговорчивая мудрость, которая не желает отказаться от обмана или, скажем помягче, преувеличения, которая готова уйти в изгнание, отказаться от всякой действительности, чтобы только говорить об этой действительности чуть лучше, чем она того заслуживает? Что же такое эта мудрость, отрывающая евреев от земли и призывающая их к ней в одно и то же — «во всякое» — время? Мудрость, похожая на неразумную память, на запретное дерево Познания, которое превращает то, что есть, вернее, то, что было настоящим, — в прошлое, в воспоминания, в недоступное теперь и манящее дерево Жизни…

Удивит ли нас, что этим единственным поименованным деревом райского сада была смоковница? Так, по крайней мере, утверждают мудрецы.

Что это за дерево, от которого ели Адам и Ева? <...> Раби Йоси говорит: смоковница это была. Из случившегося об этом учи. Притча о сыне царя, который согрешил (дословно — «испортился») с одной из служанок. Когда услышал царь, прогнал его из дворца. И вернулся он к дверям служанок, но ни одна не приняла его. Лишь та, с которой он согрешил, открыла дверь свою и приняла его. Так же и первый человек, когда съел от того дерева — прогнал его Святой благословенный из сада Эдемского, и возвращался он ко всем деревьям, но не принимали его. <...> Лишь смоковница, плоды которой он ел, открыла двери свои и приняла его, как сказано: и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания.

(Берешит Раба)

Поначалу служанка была для царского сына лишь развлечением, необязательным украшением его и без того «царской» жизни, но после изгнания она становится его единственной надеждой и приютом. Не так ли мудрость, служанка Царя царей «портит» мудрецов, заставляя их пренебрегать своим положением на земле, тем, что уже есть? И после неизбежной расплаты — изгнания — она становится для них единственным прибежищем и надеждой на возвращение.

Здесь неуместен вопрос: «Зачем вообще нужна такая мудрость?». Речь не идет о разумном выборе — речь идет о любви.

«Да будет радость тебе от жены юности твоей, лани возлюбленной и серны прелестной, груди ее да упояют тебя во всякое время, в любви ее блуждай постоянно» (Притчи, 5:18—19) — о чем это? Слова Торы — лани чем подобны? Что у лани — узкое лоно, и мила она своему супругу во всякий час, будто в час первый, так и слова Торы милы изучающим их во всякий час, будто в час первый. Серна прелестная — потому что в Торе вся прелесть изучающего ее, и все хотят его посватать. Груди ее да упояют тебя во всякое время — слова Торы груди чем подобны? Что грудь — во всякое время, когда младенец трогает ее, находится в ней молоко, так и слова Торы — во всякое время, когда человек произносит их, находится в них смысл. В любви ее блуждай постоянно — ради любви к ней сделайся заблудшим и глупым, чтобы, бросив свои дела, бежать за словом Закона.

(Эрувин, 54б, Раши)

Да, речь идет о любви. И о смоковнице, которая стала для мудрецов Талмуда символом этой мудрости-любви.